Мы пришли с миром
Шрифт:
Когда все закончилось, она приподнялась на тахте, оперлась ладонью о мою грудь и заглянула в глаза.
— Она прогуляла уроки?
Я обреченно вздохнул.
— Нет. Говорит, в школе прохудилась крыша, класс залило талой водой, и их отпустили.
Любаша вскочила с тахты, собрала одежду и скрылась в ванной. Минуты через три она вышла оттуда уже одетой.
— Мне пора.
Я натянул трусы, встал.
— Ладно.
Помог ей обуть сапоги, надеть пальто.
— Пока.
Не глядя, она чмокнула меня в подбородок и выскочила за дверь.
— До завтра? — крикнул
— Я позвоню, — донеслось с лестничного марша.
Вот, значит, как... Я выглянул на лестничную площадку. Со стены на меня насмешливо пялилась желтая рожица.
— Тебе бы все хиханьки да хаханьки... — мрачно пробормотал я и закрыл дверь. Ощущение светлых надежд, царившее в душе после посещения Оксаны, улетучилось без следа. Насмотрелась Любаша американских фильмов, где что ни отчим, то обязательно похотливый педофил, и теперь, похоже, переживает...
Я принял душ, надел спортивный костюм и, выйдя на лоджию, взялся за уборку. Заготовки сдвинул на середину верстака, щепу и крупную стружку сложил в ящичек, а мелкую стружку и опилки смел в мусорное ведро. Больше я сегодня работать не собирался — не было настроения. Сварил супчик из пакета, поужинал, отрешенно глядя в беспросветный мрак за окном. Такой же беспросветный, как и в моей душе. Оставалось надеяться, что все образуется и на старости лет легкий ветерок от крыльев синей птицы из волшебной сказки развеет мое одиночество. Неужели сказочные истории происходят только с Золушками и только в юном возрасте? Надежда умирает последней, но пока она жива, теплится последняя искорка, я буду верить в сказку со счастливым концом. А что мне еще остается?
Бесцельно послонявшись по квартире, я включил телевизор, но больше пяти минут смотреть не смог. Настолько паршиво было на душе, что ничего в жизни не хотелось. Разве что удавиться.
Тогда я прошел на кухню, достал из шкафчика начатую бутылку водки, налил сто граммов, принял как снотворное и направился спать. Авось утром все утрясется и мир предстанет перед глазами не таким мрачным. Хотя бы с проблесками света.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Проснувшись утром, я первым делом заглянул на лоджию, откуда мне сквозь сон всю ночь чудилось шуршание. Неужели завелись мыши? Злейший враг театральных кукол, грызут не только кукольную одежду, но и дерево, обезображивая кукол до полной непригодности. Не случайно Буратино преследовала крыса Шушера, а его деревянный сородич. Щелкунчик воевал с мышиным королем.
Мышей я не увидел, но заготовки, аккуратной кучкой сложенные вчера вечером, были разбросаны по всему верстаку. Придется заводить кота, пришел я к неутешительному выводу. Тоже не лучший выход — любят кошки поиграть с куклами, поточить о них когти, — но из двух зол выбирают наименьшее.
Умывшись и побрившись, я приготовил яичницу, кофе и, уже заканчивая завтракать, нашел более приемлемый вариант. У соседа по лестничной площадке жил громадный рыжий кот Леопольд, в противовес своему крайне миролюбивому мультяшному тезке известный не только как мышелов и крысолов, но и как гроза дворовых шавок. А что, если одолжить кота у соседа? Все равно
Честно говоря, не очень хорошо знаю своих соседей. Так уж устроена жизнь, что связующим звеном между семьями являются женщины — они всегда найдут повод посудачить, поэтому знают не только ближайших соседей, но и всех жильцов дома. Мало того — знают, кто на ком женился, кто чем болел, у кого дети отличники, а у кого разгильдяи... Короче, всю подноготную, чуть ли не до банковских счетов. А поскольку я никогда не был женат, то, естественно, знал только, что соседа зовут Коля, а его жену — Юля. Обоим за сорок, дети взрослые, с ними не живут, вот, пожалуй, и все. Кто из них где работает или не работает, понятия не имел. О коте Леопольде и то знал больше, поскольку часто встречал во дворе.
Я вышел на лестничную площадку и на всякий случай проконсультировался с желтой рожицей.
— Как, по-твоему, даст сосед кота?
«То ли да, то ли нет», — загадочно ответила лучезарная улыбка нарисованной рожицы.
— Тебе бы гадалкой работать, — вздохнул я и позвонил в соседскую дверь.
Открыл Николай. В трусах и майке, и по помятому лицу можно было предположить, что он либо с похмелья, либо после ночной смены — только что заснул, а я его разбудил.
— Привет, Николай.
— Привет, сосед... — буркнул он, окидывая меня сумрачным взглядом. Денег в долг я у него никогда не брал, но он, похоже, решил, что я пришел именно за этим, и готовился отказать.
Я не стал его разочаровывать.
— Коля, не займешь ли на время, денька на два... кота?
— Не... — замотал головой Николай. — У самого до получки... — Тут до него дошло, что я прошу не деньги, он выпрямился, и его глаза округлились. — К-кота?!
— Да. У меня вроде бы завелись мыши.
Коля задумчиво почесал затылок.
— А чего, собственно, не занять? Он иногда, зараза, по неделям не появляется, а тут на два дня... Погоди, посмотрю, дома ли он.
Николай босиком прошлепал на кухню.
— Дома! Дрыхнет на батарее...
Он вернулся, неся охапку рыжей свалявшейся шерсти с зелеными глазами, безвольно висевшую на руках. Леопольд выглядел до крайности ленивым И апатичным, и если бы я не видел его пару раз во дворе с крысой в зубах, точно бы подумал, что от такого кота не будет толку.
— Бери.
Я взял кота и чуть не уронил: весил он килограммов шесть-семь, если не больше.
— Можешь и неделю держать у себя. А надоест, выгонишь в подъезд, дорогу домой он знает.
— Спасибо.
— Не за что... — широко зевнул Николай. — Пойду спать, сегодня опять в ночную...
Я занес кота в квартиру, бесцеремонно сбросил на пол и закрыл дверь. Кот упал на лапы, потянулся, зевнул, посмотрел на меня укоризненно и с невозмутимым спокойствием поплелся на кухню. Обнюхал плиту, снова одарил меня укоризненным взглядом, тяжело вздохнул и направился через комнату на лоджию. Будто понимал, на какую работу его наняли, и, как настоящий профессионал, приступал к работе с ленцой.