Мы с королевой
Шрифт:
Пошатываясь, он втащил тяжеленную коробку в кухню, где его мать мыла в раковине посуду — одной, здоровой рукой. Привалившись к крошечному пластмассовому столику, принцесса Маргарита наблюдала за королевой. В ее собственном доме все стояло вверх дном. Не было никакой подходящей для новых обстоятельств одежды. Большой кофр с вещами на каждый день остался в Лондоне, и теперешний ее гардероб состоял лишь из шести туалетов для коктейля, которые оказались бы вполне уместны на вручении премий звездам эстрады — но больше нигде. Меха, разумеется, были при ней, однако и тут загвоздка: нынешним утром девица с
Королеве от души хотелось, чтобы сестра ушла наконец из материнской кухни. Она только свет загораживает и место занимает, а здесь и без того тесно. Да и работы невпроворот.
Спигги просунул голову в кухню и обратился к принцессе Маргарите:
— Ковры подогнать надо? До вечера, поднапрягшись, могу и вам сделать.
— Благодарю вас, не надо, — растягивая слова, ответила та. — Едва ли стоит этим заниматься, я здесь долго задерживаться не намерена.
— Дело ваше, Мэгги, — как можно дружелюбнее ответил Спигги.
— Мэгги?! — Она гордо выпрямилась. — Да как вы смеете ? Я вам не Мэгги, а принцесса Маргарита. — Спигги даже подумал, что она его сейчас треснет; подтянув рукав великолепного кроя (от Карла Лагерфельда), она погрозила Спигги кулаком, однако потом кулак убрала и крикнула: — Противный маленький толстяк!
Удовольствовавшись этим, она убежала в свой дом в переулке Ад. Королева поставила на газ чайник. Мистер Спигги заслужил чашечку чая, подумала она.
— Извините, пожалуйста. Мы все сейчас сильно нервничаем.
— Да ладно, чего там, — сказал Спигги. — Мне и вправду неплохо бы малость похудеть.
Точно, еще и это, подумал он. У них-то у всех — ни жиринки. А у него вся родня заплыла. Женщин разносило после родов, а мужчины толстели с пива. На Рождество семейство с трудом умещалось в гостиной.
Ожидая, пока вскипит чайник, королева что-то мурлыкала себе под нос; уловив мелодию, Спигги, обрезавший ковер в прихожей, стал ее насвистывать.
— И как это называется? — спросил он, когда они закончили свой импровизированный дуэт.
— «Рожденная свободной», — ответила она. — Я смотрела картину в 1966 году. На королевском просмотре.
— Билеты небось бесплатные?
— Да, — призналась она, — и никакой очереди в кассу.
— А чудно, поди, ходить в кино в короне.
Королева рассмеялась.
— Ну что вы, всего лишь в диадеме! В кино корону не надевают; к чему мешать сидящим сзади?
Спигги гулко захохотал, тут же раздались стук в стену и вопль Филомины Туссен:
— Прекратите шум, у меня аж в голове гудит!
Филомина проголодалась и замерзла, голова у нее болела. Ее разбирала зависть. Когда-то и ее кухня звенела от смеха, все дети тогда жили еще дома: Фицрой, Трой и малыш Джетро И здоровы же были эти мальчишки лопать! Только успевай подавать. Она то и дело бегала на рынок. И прекрасно помнит, как оттягивала ей руки корзина, как вздымался пар из-под тяжеленного утюга, когда по утрам она гладила им к школе влажные белые рубашки.
Она подтащила стул к высокому буфету, где хранились коробки с крупами и консервы. Взобравшись на стул, поставила пакет с кукурузными хлопьями на самый верх. И раз уж залезла туда, принялась
— Ко мне в дом полиция сроду носа не совала, — громко объявила она пустой кухне. — А в буфете завсегда баночки припрятаны, — сообщила она прихожей. — И на небесах для меня местечко найдется, — заверила она спальню, снимая пальто и залезая под одеяло, чтобы согреться.
Под вечер вокруг фургона собралась приличная толпа желающих увидеть королеву-мать. Инспектор Холиленд направил туда молодого полицейского, чтобы тот рассеял зевак. Констебль Айзая Лэдлоу охотнее согласился бы охранять разлагающийся труп, чем стоять лицом к лицу с этими сурового вида женщинами и их зловредными чадами.
— Давайте-ка, давайте, сударыни. Проходите, пожалуйста.
Он похлопал руками в больших кожаных перчатках и, со своими редкими усиками, стал похож на ретивого тюленя, который ждет не дождется, когда ему кинут мяч поиграть. Констебль повторил приказ. Ни одна женщина не двинулась с места.
— Вы же заблокировали магистраль.
В толпе никто точно не знал, что такое магистраль. Может, то же, что мостовая? Женщина на сносях, у которой круглый, как арбуз, живот распирал куртку, сказала:
— Мы сторожим фургон королевы-матери.
— Ну, а теперь можно идти по домам. Раз я прибыл, то я и посторожу.
Беременная презрительно рассмеялась.
— Да я полицейскому кучку дерьма не доверю сторожить.
Такое оскорбление его профессиональной чести возмутило констебля Лэдлоу, но он вовремя вспомнил, чему его учили в Хендоне [19] . Главное — спокойствие, нельзя позволить толпе взять верх. Умей контролировать события.
— Это по твоей милости мужик мой на два года загремел в Пентон-вилл [20] , — продолжала женщина.
19
Хендон — северо-западный пригород Лондона, где находится колледж столичной полиции
20
Большая мужская тюрьма в северной части Лондона
Констеблю следовало пропустить это замечание мимо ушей, но он был молод и неопытен.
— Стало быть, ни в каком преступлении он не повинен, так, что ли? — Лэдлоу постарался произнести это с сомнением и насмешкой, но у него не очень-то получилось.
Беременная приняла его вопрос за чистую монету. Помертвев от ужаса, констебль Лэдлоу смотрел, как по ее круглым раскрасневшимся щекам покатились слезы. Неужто его преподаватели вот это все и называли «общением с народом»?
— Говорили, будто он с церковной крыши свинцовые листы поснимал, так ведь врали все, черти полосатые. — Остальные женщины толпились вокруг, похлопывая и поглаживая рыдающую рассказчицу, чтобы утешить ее. — Он же высоты пуще всего боится. Даже на стул залезть, чтобы лампочку перегоревшую сменить, и то не мог — мне приходилось.