Мы с тобой одной крови
Шрифт:
Выглядел Гуров плохо, резче обозначились скулы, под глазами залегли тени, правда, глаза от этого стали ярче, голубее, словно у киногероя.
– Борис Галей – убийца, слов нет, но и злости у меня на него нет и брать его никакого желания…
– Да и на сей момент предъявить ему нечего, – перебил Крячко.
– Если бы никто не мешал, дал поработать спокойно, то одно убийство я бы ему доказал обязательно. А так ни азарта, ни куражу… Чую, лишь мы с убийцей определимся, приблизимся, как появится востроносенький чиновник с бумаженцией. Мол, уважаемые
– В первый раз? – Крячко наполнил рюмки.
– Что-то в этом деле особенно нечестное и подлое, а мы с тобой, Станислав, главные закоперщики. Не хочу я работать! Не хочу! – Гуров говорил спокойно и ладонь опустил на стол вроде без особой силы, но посуда запрыгала, свою рюмку Крячко спас просто чудом и, чтобы больше не рисковать, быстро ее выпил.
– Ты вроде как убийце сочувствуешь. Или он убил случайно одного и по недоразумению?
– Не случайно и не одного, но судить человека следует только за совершенное и доказанное, а не за то, что властям надобно, а я чую…
– И заткнись! – вспылил Крячко. – Откуда ты такой совестливый взялся? Я бы тебе напомнил из твоей биографии, недавнее совсем…
– Я лучше твоего свои грехи знаю! – перебил Гуров. – Я про себя такое знаю… – Он тоже выпил.
Крячко взглянул на часы, вновь наполнил рюмки.
– Дорогой Лев Иванович, желаю тебе здоровья. Сколько бы ты ни грешил, добра ты совершил значительно больше, чем зла. Если Бог есть, он видит! С Рождеством тебя! Да сопутствует нам удача!
– Госпожа Удача! – поправил Гуров. – Не понимаю, почему ты о Рождестве говоришь? Я всегда считал, что Рождество после Нового года, седьмого января, кажется.
– А вся Европа отмечает сегодня, двадцать пятого декабря, – ответил Крячко.
– Давай, как в Европе, – согласился Гуров. – Главное, чтобы сопутствовала удача.
– Ты лучше поспи, приведи себя в порядок и позаботься о госпоже. Когда ты в форме, у тебя здорово получается.
Сыщики дружно сплюнули через левое плечо, рассмеялись и пошли спать.
Как и предсказывал Крячко, утром Гуров поднялся уверенный, решительный и злой. За завтраком Станислав лишь взглянул на него, согласно кивнул и сказал:
– Ну, а теперь мы поглядим, кто кого или, как говаривали в детстве, «кто у нас выше на стенку писает?».
– И где ты откапываешь подобные выражения?
– Из детства, шеф, исключительно из детства. У меня память хорошая. С чего начнем?
– Нормально начнем, поедем на службу.
Когда они вошли в кабинет, Артем уже возился с компьютером.
– Здравия желаю! – Он привстал.
– И тебе хорошего аппетита, – ответил Крячко.
Гуров молча пожал парню руку, прошел за свой стол, сказал:
– Закрывай свою технику, я тебя, парень, перепрофилирую. Пару дней побегаешь по городу, мне нужен никому не известный оперативник.
– Как
– Все академики учились читать, так что не боись – непосильного я на тебя не нагружу.
Гуров решил обострить ситуацию, больше не выжидать и перейти в наступление. В позиционной борьбе на выигрыш рассчитывать глупо. У тебя одна голова, у противника несколько, вооружены они получше, если они тебя не прихватят в одной ситуации, обязательно прихватят в другой. Надо их заставить суетиться, нервничать, тогда с их стороны возможна ошибка. Главное – выяснить, что конкретно они задумали, и начать драку, а там видно будет.
Станислав Крячко работал за своим столом, делая вид, что все происходящее в кабинете его совершенно не касается. Он понятия не имел, что задумал Гуров. Главное, Крячко удивляло, что в напарники друг берет мальчишку, без знаний, без опыта. Как казалось Станиславу, Гуров и относился к Артему с прохладцей, вроде бы даже не очень и доверял ему.
– Я готов. – Артем Ермаков одернул пиджак, вытянулся.
Гуров сидел за своим столом, задумчиво смотрел в окно, затем, приняв решение, сказал:
– Мы большие и очень умные, но береженого и Бог бережет. Тебя-то, мальчик, не тронут, а мне следует перестраховаться, написать завещание. Садись на место, заряжай свой дьявольский аппарат, я тебе продиктую.
Значит, так, – Гуров закурил, взглянул на сидевшего напротив Крячко, и ему почудилось, что в ясных голубых глазах друга поблескивают огоньки, словно черти водят хороводы. – В Прокуратуру России, – начал диктовать Гуров. – Редакторам газет «Известия», «МК», «Литературная газета»… – Неожиданно он замолчал, в сомнении потер подбородок, спросил: – А ведь все это в памяти машины остается?
Артем, копируя Гурова, пожал плечами и ответил:
– Обязательно, господин полковник! Однако дискету можно изъять.
– Можно. – Гуров поморщился. – А хранить ее где, да и в конце концов и тебе раньше времени лишнего знать необязательно. Чего губу отвесил? – усмехнулся Гуров и кивнул на Крячко. – Вот полковник, не знает и знать не хочет, потому как любит себя, семью и никуда не торопится. Сотри все к чертовой матери. Жди, я недолго. Я сам все в одном экземпляре изготовлю, отпечатаю и до времени припрячу.
Гуров вышел. Крячко отвернулся к окну, боялся, что усмешка его выдаст. Он понял: Лева все это время валял дурака. Зачем, почему – непонятно. Полковник Гуров старший, а с горки виднее.
Гуров за рулем, Ермаков рядом катили не спеша по Бульварному кольцу.
– Вчера технари с моей машины сняли «маяк», – объяснял Гуров. – Значит, некто очень интересуется моей скромной персоной. В такой толчее, – он глянул в зеркало на поток ползущих машин, – не разберешь, есть кто за нами, нет ли. Мы сейчас слегка проверимся, но если нами интересуются люди серьезные, то все наши проверочки лишь дамские шалости.