Мы спросим за всё ! Пограничный рубеж
Шрифт:
– А баян у тебя знатный ! – переключился я на другую тему – от греха подальше: вон как фронтовик вскинулся на обычную "Мурку" ! Не понимал я, что они – фронтовики, гниль и пакость нутром чуют ! И поколение наше не понимало: ну что такого в этой "Мурке" – удалая, лихая песня. Душевная.
Взгляд у фронтовика потеплел, подёрнулся дымкой воспоминания:
– Трофей ! – с гордостью сказал он – в Кёнигсберге добыл ! Он со мной и по госпиталям прошёл ! Нет – не продаст – понял я, но нисколько не огорчился –
– Слушай… Дай мне его… Сыграю пару песен – глядишь новенькому побольше набросают… - предложил ветерану. Тот скривился:
– Эти куркули ?! А ты играть то умеешь ? – подозрительно уставился он на меня.
– "Во поле берёзонька стояла" в музыкальной школе научили – ухмыльнулся я. Мужичок с сомнением покачал головой, но встал, снял ремни с плеч и протянул мне баян. Взял аккуратно, прихватив меха, чтобы не растянулись. Фронтовик показал на стул:
– Садись… - а сам принёс себе деревянный ящик – тару…
– Споем ? – спросил у владельца баяна.
– Это смотря что ? – настороженно сказал фронтовик.
– Тебе понравится – успокоил его я.
Попробовал, пробежался по клавишам, кнопкам басов, сыграл пару гамм. Нормально – пальцы помнят. Да и как не помнить: вечерами, на турбазе, в комнате развлечений для туристок на баяне играл и на пианино: для души, а не для женщин… Женщины после прикладывались, или прилегались… Мужичок посмотрел с уважением: он так, видимо, играть не умел. Сыграл задорный проигрыш и понеслось от души…
– На поле танки грохотали; солдаты шли в последний бой…
А молодого командира несли с пробитой головой… - спел я вроде и бодро, но и проникновенно и повторил припев…
– По танку вдарила болванка – прощай родимый экипаж – запел снова…
Четыре тела возле танка – дополнят утренний пейзаж… закончил второй куплет и повторил припев. Начал третий:
– Машина пламенем объята – вот-вот рванёт боекомплект !
А жить так хочется – ребята, но вылезать уж мочи нет ! – второй раз припев подхватил и танкист…
– Нас извлекут из под обломков, поднимут на руки каркас…
И залпы башенных орудий в последний путь проводят нас… Танкист пропел припев, покачивая головой. Понимаю – каркас весит несколько тонн…
– И полетят уведомленья родных и близких известить…
Что сын их больше не вернётся… И не приедет погостить… - спел припев. Фронтовик подхватил, глядя вдаль повлажневшими глазами…
– В углу заплачет мать-старушка. Слезу рукой смахнёт отец…
И молодая не узнает – какой танкиста был конец… - вокруг нас стали собираться притихшие слушатели: женщины, мужчины, девушки…
– И будет карточка пылиться – на полке пожелтевших книг…
В танкистской форме – при погонах. И ей он больше не жених… - закончил я куплет и возвысил голос в
– Если понравилось – помогите ветерану войны на рюмочку чаю; на кружечку пива, да малую рыбку к кружечке… - с улыбкой обратился с слушателям. Дородная тётка, уперев руки в бока воскликнула:
– Что то не похож ты на ветерана милок…
– Так я не для себя стараюсь… Вот он, ветеран – имеется в наличии… Не жалейте: граждане-товарищи ! А я вам ещё спою… В шапку полетели медяки и никель… Нормально полетели. Вот тебе и вторая профессия: уволят – пойду в бродячие певцы ! Хотя милиция быстро прищучит… А пока – деньга заплачена – дадим людям песню. Только вот какую ? Тук, тук, тук… - тревожно, словно удары сердца, зазвучала мелодия…
Хрустальная ваза, кайма золотая. Разбитая вдребезг, застывшая кровь.
И в комнате муж: что случилось - не знает. Стоял не дыша и нахмуривши бровь… - запел я тревожно – мрачно оглядывая слушателей…
Прошёлся он взглядом по шкафу пустому. В НКВД позвонил, закурил у окна… - продолжил тревожное повествование…
Потом ни себе, ни майору седому. Не мог объяснить – где родная… жена…
Его увезли, а квартиру закрыли. Согласно законам – ещё до войны…
Её не нашли, а его посадили… На двадцать годков – за УБИЙСТВО жены !
Шёл тридцать восьмой – смерть гуляла по зонам… Его ж, горемыку – прошла стороной… - пел уставившись вдаль, поверх голов…
И вот наконец, вышел он из вагона. И брёл по аллеям осенним домой…
Звоночек залился и сердце схватило… - с надрывом запел очередной куплет – невольно склонилась к двери голова…
Но двери открыла, но двери открыла. Седого майора, больная вдова…
Он вышел из дома и в город далёкий. Уехал в надежде там встретить весну… - пел я заинтригованным слушателям…
И как то однажды - он брёл одинокий. И вдруг постаревшую… встретил… ЖЕНУ !
– бросил, словно плюнул, в молчавшую толпу… Кто то вздрогнул…
Та встреча была холодна как могила… – пропел безжизненно…
Она лишь сказала – Прости - я ушла… - падали равнодушно слова…
А вазочку жалко – её я разбила – с поистине женским сожалением о разбитой вещи, поведал слушателям – поранила руку, в дорогу спеша…
От жизни с тобой – я к другому сбежала. Боялась скандала – вздохнул по-женски - ведь ты не поймёшь… - сообщил версию исчезновения жены…
Но вдруг она вскрикнула и застонала… В руке хладнокровной сверкнул острый нож ! – бросил в лицо слушателям жёсткий конец куплета. Кто то из женщин охнул; кто то испуганно прижал пальцы к губам…