Мы умели верить
Шрифт:
– Это шарф Нико?
Он пытался сложить историю. Как все разом оставили выпивку и пошли на Кларк-стрит, завладеть личными вещами Нико. Как они фактически грабили квартиру, из самых благородных побуждений. А его там не было.
Нико повсюду носил этот полосатый оранжевый шарф. Зимой именно по этому шарфу его можно было узнать на улице даже издалека.
– А как же официанты? Мальчики с подносами?
– Полагаю, они отчалили. Мы просто переместили вечеринку. Но ты был занят бог знает чем.
– Чарли, я лежал плашмя. Минут пять, наверху.
Может, прошло полчаса, но разве это имело значение?
– Я знаю, где ты был. Это была главная тема разговоров.
– И никто не зашел за мной?
– Мы
Чарли, похоже, злился – прямо кипел, того гляди взорвется.
– Мешать лежать с расстройством желудка?
– Все видели, как ты пошел наверх с Тедди.
– Тедди? – ему хотелось рассмеяться, но он сдержался, а то получилось бы, что он оправдывается. – Тедди ушел. Он вышел на улицу, когда началось слайд-шоу.
Чарли стоял молча. Возможно, он что-то обдумывал, а может, сдерживал рвоту.
– Даже если бы он не ушел, – сказал Йель, – на кой он мне? Слушай. Я пошел наверх потому, что хотел побыть один.
– Я его видел, – сказал Чарли медленно, неуверенно, – во время слайд-шоу.
– Ты имеешь в виду на фото? Тедди в образе Шер? Чарли, сядь, – Чарли продолжал стоять. – Слушай: меня мутило, и я спустился минут через пять, может, десять. Максимум, пятнадцать. И я подумал… даже не знаю, что я подумал. Все ушли, и я остался совсем один. Это был самый, блядь, странный момент в моей жизни. И я все еще не понимаю, почему ты пришел домой через десять часов.
– Я… Мы потом загуляли.
Судя по голосу, Чарли был, как ни странно, разочарован – похоже, он копил столько злобы на Йеля за то, что тот изменил ему с Тедди, что теперь не знал, куда ее девать.
– Фиона сказала, ты был с Тедди.
– Значит, все, кто это видел – это Фиона?
– В основном.
– Фиона напилась. И, боже мой, она на ногах не стояла.
– Вас обоих не было. Вы оба исчезли в одно время.
– И она видела, как мы занимались этим? Как он нес меня наверх, словно невесту?
– Нет, она просто… Я спросил, где ты, а она сказала, наверху. И я сказал: «Что он там делает?» А она сказала: «Думаю, он там с Тедди».
Он замолчал, словно только что понял, как нелепо это звучит.
– Ну, хорошо.
– Но она и потом это говорила.
– Ну, она напилась.
– Ложись спать, – сказал Чарли. – Я приду через минуту.
Йель не ожидал, что уснет, но когда снова открыл глаза, было шесть утра, а рядом свернулся клубком Чарли. На его тумбочке стояли два полных стакана воды и пузырек аспирина, помимо привычного флакона с витамином В и женьшенем; он подготовился к похмелью. И в обычный день Йель предпочел бы не видеть эту картину, но сегодня – особенно. Ладно хоть свою газету Чарли сдал на этой неделе в типографию пораньше, чтобы они все могли пойти на вечеринку. Утром водители развезут тираж, пока сотрудники будут отсыпаться или обниматься с унитазом.
Он смотрел, как ребра Чарли поднимаются и опадают под бледной кожей. Его плечи, лицо и руки усеивали светлые веснушки, но грудь была чистой, как слоновая кость. Его кожа была такой нежной, словно не знала ни солнца, ни ветра, и когда под ней показывалась кость – локоть, колено, ребро – казалось, что-то чужеродное проступает под шелком.
Йель принял душ и оделся, стараясь не шуметь. Завтракать не хотелось.
На полу лежал оранжевый шарф Нико, вместе с одеждой Чарли. А на кухонной стойке, в магазинной сумке, обнаружились полупустая бутылка водки, голубые топсайдеры [17] Нико, пустая почтовая открытка из Ванкувера, оловянные запонки в бархатном футляре, «Листья травы». Йель хотел бы быть там. Не чтобы завладеть какой-нибудь памятной вещью, но чтобы просто коснуться всего, подумать о Нико, узнать
17
Низкие мягкие туфли на резиновой подошве, изначально придуманные для передвижения по палубе, но сейчас – популярная летняя обувь.
Йель скинул тапочки и натянул туфли. Они оказались в самый раз, его большие пальцы вжимались в прошитую и морщинистую кожу, но ему это нравилось, словно Нико пожимал его ступни. Туфли не очень сочетались с его штанами хаки, но смотрелись вполне сносно.
Он доехал надземкой от Белмонт-стрит до Эванстона, прислонясь головой к окну. Не так давно у него на макушке наметилась лысинка – нечестно, ему же всего тридцать один! – к счастью, ее скрывали темные вьющиеся волосы. Прильнув к окну под определенным углом, он чувствовал, как прохлада стекла просачивалась в его череп, остужая все тело. Вчера было слишком тепло для пальто; а сегодня без пальто лучше на улицу не высовываться. Но все равно прохладный воздух был ему приятен, как и прогулка по холоду от станции до галереи. Было начало восьмого, на улицах никого, кроме бегунов.
Галерея занимала первый этаж небольшого здания, бывшего учебного корпуса, а собственно выставочный зал расположился в переделанном холле. Обогрев работал с перебоями, и стены пропускали голоса, но здесь была своя атмосфера. На данный момент у них имелось пространство только для маленьких выставок, и они надеялись перерасти это место в течение нескольких лет и (здесь на сцене появился Йель) разыскать для этого необходимые средства. Отчасти привлекая спонсоров, отчасти подмазываясь к ректору и совету университета.
Кабинет Йеля казался меньше из-за темных книжных полок по всем четырем стенам, и ему это нравилось. Он приносил книги из дома, по коробке за раз, но все равно большинство полок пока пустовали. Или, скорее, были заполнены пылью и старыми кофейными кружками. Йель намеревался нанять стажера в следующем квартале и уже представлял, как поручит этому энергичному юнцу уставить полки аукционными каталогами и прочесать букинистические магазины в поисках приличных книг по искусству.
Его второстепенной задачей на эту неделю было собрать свою картотеку, чем он и попытался сейчас заняться: розовые карточки для коллег, голубые для бывших спонсоров, зеленые для потенциальных спонсоров, желтые для коллекционеров, белые для прочих контактов. Аккуратно заправляя одну карточку за другой в пишущую машинку, он перепечатывал адреса. Но то, что представлялось ему поначалу бездумным занятием, оказалось ужасно муторным делом. Архивы, доставшиеся ему, были в основном без дат, так что иногда он не мог понять, какой из двух адресов действителен. Напечатав четыре разных телефонных номера на одной карточке, он остановился и понял, что надо бы просто прозвонить эти номера и представиться. Но было еще раннее утро, и он отложил карточку в сторону.
В девять до него стали доноситься шаги и запах кофе. В 9:30 в открытую дверь Йеля отрывисто постучал Билл Линдси. У Билла, директора галереи, были длинные уши и влажные, беспокойные глаза. Типичный представитель старой академической школы, с непременным галстуком-бабочкой и заплатами на локтях. Йель не сомневался, что он скрытый гей, который никогда не отважится на каминг-аут.
– Ранняя пташка! – сказал Билл.
– Прости?
– С утра на ногах.
– А. Не мог дождаться, когда кончатся выходные.