Мы в дальней разлуке
Шрифт:
Оказалось, что дактилоскопию надо сделать и здесь.
— Зови меня Антонина Генриховна, дитя моё. — ласково сказала женщина в синих брюках, после того как прочла бумагу от следователя и, по всей видимости, узнала обстоятельства дела. — Мне Денисов уже звонил по твоему поводу.
— А вы что встали? — обратилась она к стоявшим здесь полицейским. — Марш за дверь! И ждать в коридоре.
— Клади руку на сканер. — обращаясь к Наташе, распорядилась строгая дама в очках подняла крышку большого белого ящика. — Сергей Степанович просил вне очереди. И ведь нельзя уважить этого человека.
Под крышкой оказалась прозрачная стеклянная поверхность, на
После манипуляций со сканером седеющая, но ещё молодящаяся, женщина подсела к столу, на котором стоял плоский чёрный экран, а перед ним — уже знакомая плоская клавиатура для пишущей машинки, только если у следователя всё это было собрано в отдельном чемодане, то здесь клавиатура и экран были раздельными. Да ещё в ногах у женщины под столом тихо гудел довольно громоздкий вертикально стоящий ящик, с торца которого мерцали два зелёных и один красный огонёк. Антонина Генриховна взяла в правую руку, не замеченный Наташей раньше, маленький пультик в форме не то мышки, не то лягушки. Стоило женщине поводить пультом по столу, как экран вдруг загорелся мягким зеленовато-голубым цветом. Заинтересованная Наташа придвинулась к столу поближе и, пользуясь тем, что Антонина Генриховна была занята работой, склонилась и уставилась на экран из-за плеча дамы. А та провела по клавиатуре несколько быстрых движений и на экране появилась изображение только что отсканированных Наташиных ладошек. Поражённая девушка шумно выдохнула, что услышала женщина, обернулась назад, и сердито посмотрела на Ташу.
— Ты что здесь делаешь? — строго спросила она. — Кто тебе разрешал?
— Я просто посмотреть хотела. — испуганно ответила девушка, а затем робко спросила. — Антонина Генриховна, а что это такое?
И пальцем указала на стол. Дама вместо ответа подвела Наташу под самую лампочку и внимательно своими линзами уставилась в глаза девушки. Наталья молчала. После минутного разглядывания Антонина Генриховна вздохнула:
— Да, на злоумышленницу ты не похожа! Ты правда ничего не помнишь?
Наташа помотала головой:
— Не-а.
— Тяжёлый случай. — сказала женщина и сосредоточенно потёрла лоб пальцами руки. — Что такое компьютер, знают даже малыши в детском саду. Понимаешь, деточка, от состояния твоей памяти зависит и глубина реабилитации, которую тебе предстоит пройти. Если амнезия не избирательная, а полная, то это достаточно долгий процесс. И не факт, что произойдёт полное восстановление личности. А это, — она махнула рукой в сторону стола. — Это компьютер, электронно-вычислительная машина по-другому. С его помощью я связалась с автоматизированной базой данных, и по сети отправила твои отпечатки для сравнения. Ничего секретного, в принципе здесь нет. — она пожала плечами. — Во всяком случае, это небольшой, но шанс, что мы сможем узнать о тебе побольше.
Говорила женщина сочувственно, но как-то обыденно. Конечно, ведь это была повседневная её работа, а для Таши всё услышанное здесь, хоть она и поняла едва половину из сказанного, всё казалось чудесным сном, фантастикой.
— Ну-ка, открой рот. — сказала женщина. — Скажи «А-а»!
Наташа послушно выполнила указание и старательно заакала. Но вместо того, чтобы заглянуть в горло, как думала девушка, Антонина Генриховна взяла небольшую палочку
— А это ещё зачем? — поинтересовалась Наташа, которую несколько покоробила эта процедура.
— Биоматериал на анализ. — охотно ответила старая дева, видимо отвыкла от живого общения или почувствовала в барышне родственную душу. — Но это ещё не всё? Мне ещё надо взять образцы из вагины и из анального отверстия. Да ты не бойся! — сказала она, заметив, что Наташа изменилась в лице и даже попятилась. — Это не больно, я осторожно, только раз мазну, и всё.
Пришлось вытерпеть и это унижение. Никто доселе не швырялся и не лазил у Наталки ТАМ! Кроме Коли, конечно. При воспоминании о проведённой накануне ночи с любимым, сладко заныло между ног, там, где только что скребли палочкой, вот ведь проклятущее женское естество!
Всё-таки любопытство пересилило и, будучи не в силах оставаться в неизвестности, девушка спросила:
— Антонина Генриховна, а для чего вообще нужна эта процедура?
Та оторвалась от своего микроскопа, повернулась на вращающемся кресле в сторону Наташи, сняла очки и внимательно посмотрела на девушку, держа во рту кончик одной из дужек очков.
— Ты, дочка, должна уяснить, что здесь никто не желает тебе зла, я просто взяла биоматериал для анализа. Должны же мы знать, что с тобой происходило в последние дни. Возможно, что твой мозг сознательно отключил неприятные воспоминания. Если в образцах будут найдены чужие биологические следы, то возможно речь идёт об изнасиловании. Ты хоть помнишь, сколько тебе лет? Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать?
Наташа поняла, что попала, ведь не далее, чем вчера она провела ночь с Николкой, а если это обнаружиться?
— Не помню, — просто сказала она. — А какое это имеет значение?
— Если половой контакт был до восемнадцати лет, то речь идёт о развратных действиях в отношении несовершеннолетней, а если после — то об обычном изнасиловании.
— И что, ваши мазки это покажут?
— Биологические следы после полового акта могут сохраняться довольно долго, даже после гигиены половых органов. Во влагалище сперма сохраняется 2–3, а иногда до 6 суток после секса.
И что теперь делать? Ведь теперь точно обнаружат эти самые следы. Значит, надо дальше прикидываться потерявшей память, потихоньку узнать возраст совершеннолетия и найти способ сделать себя постарше, хотя ба на пару лет. А вдруг здесь и возраст научились определять, как по кольцам на стволах? Наташа поёжилась от этого предположения.
— Мне кажется, что я уже совершеннолетняя. — заявила вдруг она. — Я хоть ничего и не помню, но у меня такие ощущения.
— Дай-то бог! — сказала Антонина Генриховна с сомнением в голосе. — Интуиция и ощущения — великая вещь, но ведь есть объективные данные. Человек и в здравом уме может считать себя старше своих лет.
Врать было не хорошо! Девушка это знала с младенчества. Одно дело умолчать, как не хотела она говорить о прошлом, но сознательно вводить в заблуждение — это нечто иное. Тем более ей не хотелось обманывать эту хорошую и добрую даму. Ум подсказал заветную лазейку: это ведь ради любимого, ради того, чтобы к ней не приставали. Да и не врёт она, а так, привирает.
Замешательство Наташи старая дева истолковала по-своему:
— Ба, да ты едва на ногах стоишь от голода! А мы тебя мурыжим всю ночь.