Мы вдвоем
Шрифт:
Оглушенный градом слов, Йонатан был бы рад наклонить голову и дать им пролететь мимо.
— Мика, нам нужно отдохнуть до родов. Обсудим все по телефону, — недружелюбно покосился он на брата.
Но Мика, видимо хорошо подготовившийся, оборвал его:
— Братан, поверь, я не просто так пришел, я не собираюсь мешать или надолго застревать тут, и мне уж точно достает такта, я понимаю, что происходит, но мое дело — срочное и важное, поэтому я пришел. Посидим, обговорим пару минут, и я уйду. Клянусь.
Супруги Лехави с упавшими лицами вошли в квартиру, Мика поспешил за ними. На диване высилась куча чистого еще не сложенного белья. Алиса сконфуженно поковыляла к дивану и тщетно попыталась
— Все в порядке, Алиса, мне бы такой балаган, — Мика попытался снять напряжение, но тем самым только усилил его.
Йонатан поставил разогреть в микроволновке замороженные кабачковые котлеты, достал из холодильника зерненый творог, крупно нарезал салат, выжал в него лимон, накрыл на стол и задумался, доколе этот сумасшедший брат будет его преследовать. Алиса попробовала салат и, демонстративно игнорируя вторгшегося в их дом и в их личный «шева брахот» гостя, сказала что в беременность почти не остается места для еды, поэтому быстро насыщаешься, но вскоре снова чувствуешь голод. Йонатан промолчал и пошел мыть посуду, оставив Алису и Мику поедать друг друга глазами.
Мика сообщил:
— Я устал, — и улегся на так и не убранное с дивана белье со словами: — Нет сил, Йонатан, мне правда все уже надоело.
Алисе хотелось плакать по своей стирке и своей жизни, хотелось переехать в отдаленное село на Голанских высотах, в кибуц Йотвата, на заброшенную ферму без электричества и водопровода в какой-нибудь дыре в Негеве, куда ведет неудобная, полная колдобин гравийная дорожка, — куда угодно, главное, чтобы Мика не мог туда с легкостью добраться и разорвать тонкие нити, которыми она и Йонатан пытаются сшить свою совместную жизнь. Им необходимы большие желтые железные ворота, что открываются только с помощью ежедневно сменяемого пароля, который они не выдадут Мике даже под пытками.
Она подошла к Йонатану, который бился с грязной посудой, и, почти не разжимая губ, прошептала ему: «Смотри» — указывая глазами на выстиранное белье, над которым трудилась все утро. Ее зеленые глаза увлажнились, и она ушла в спальню.
— Сделай одолжение, зачем лежать на белье? — Йонатан сделал Мике замечание, но тут же пожалел о своей раздраженной интонации. — Ну ладно, пойдем в маленькую комнату. Поспишь там, — смягчил свое негодование Йонатан.
— Брось, я не спать сюда пришел, только прилег на минутку набраться сил, сейчас мы пойдем, — встрепенулся Мика. — Надо ехать в Беэрот. У меня в машине тридцать маленьких кипарисов и пятьдесят саженцев мяты и вербены. Карусель туда уже утром доставили грузчики. В машине есть мотыги и вывеска, которую я заказал у Михмана в мастерской. Работать будем ночью. Вывеску прикрепим к большому дереву. К утру в Беэроте будет сад имени Идо. Идо к нам не вернется, так хоть сделаем что-то в его память там, где он рос.
— Не стоит, давай пойдем спать, — Йонатан попытался отложить неизбежное, всеми способами сигналя, что находится в последней стадии изнеможения. — Кроме того, завтра я весь день работаю в Бецалели и должен быть бдителен, как пантера.
— Снова трусишь, Йонатан? — злобно взвился Мика. — Снова идиотские отговорки? Ты не понимаешь, что кто-то должен побеспокоиться о памяти Идо и кроме нас — некому? Как мама говорит, на пустом месте и селедка сойдет за рыбу, хоть она и дурно пахнет. Давай, спустись со мной к машине, увидишь, что твой брат не просто галлюцинирует своим лихорадочным мозгом. — Мика выглядел более собранным, чем когда-либо в последнее время.
— Секунду, — пробормотал Йонатан и быстро вошел в спальню. Алиса с изнеможенным лицом лежала в постели.
— Хватит, Йонатан, я так не могу. Я с ума сойду, — прошептала она и закрыла лицо подушкой.
— Ты права,
— Не знаю. Сделай так, чтобы его здесь не было. Я уже ничего не понимаю. Все, переезжаю отсюда, — чуть ли не прорыдала она, в отчаянии закрыв глаза.
С чувством обреченной неизбежности Йонатан вышел из дома, и уже поджидавший его Мика с довольной улыбкой произнес:
— Видишь? — и открыл дверь черного фургона «рено», стоявшего на парковке. В чистом багажнике Йонатан увидел тридцать саженцев кипариса, две коробки рассады мяты и вербены, две новые мотыги и две канистры воды.
— Жалко саженцев, если мы о них срочно не позаботимся, они засохнут. Каждый из них мне стоил пятьдесят шекелей, это куча денег. Это тысяча пятьсот шекелей, которые пропадут зря, если ты со мной не поедешь. Я понимаю, что тебе сложно, но, Йонатан, у нас правда нет выбора. Мы едем сейчас, — сурово объявил Мика.
— Но почему именно сегодня вечером? Что случилось, Мика? Я могу понадобиться Алисе, она в любой момент должна родить, — Йонатан попробовал воззвать к неистовому сердцу брата. — Представь себе, что может случиться. Мы будем в Беэроте, а Алисе придется одной на такси ехать в больницу. Тебе это кажется правильным? Идо бы хотел, чтобы я так поступил?
— Почему именно сегодня? Я тебе скажу, почему именно сегодня, это очень даже просто, — улыбнулся Мика и заговорил подчеркнуто медленно, словно выкладывая свой победный козырь. — Завтра в поселении как раз запланировано начало работ на этой территории, и там заложат детскую площадку имени какого-то американского козла из Колорадо, который им пожертвовал несколько жалких долларов. И вот, послушай, я специально поехал в Беэрот и сказал новому администратору, что логичнее всего на свете посвятить сад памяти Идо, который родился в Беэроте, рос там, но, к счастью, там не похоронен. Но этот негодяй мне ответил тоном самодовольного распорядителя: на это у нас нет бюджета. Понимаешь? Так что все как раз совпало по времени, просто-таки с помощью небес, да и эту машину я получил до завтра по прекрасной цене.
— А как нам быть, если у Алисы начнутся схватки? — беспомощно спросил Йонатан.
— Мы будем в Беэроте, — благоразумно пояснил Мика. — И если что-то случится, Алиса позвонит, и мы окажемся в Эйн-Кареме меньше чем за полчаса. Не волнуйся. Первые роды длятся долго, это не минутное дело.
Возвращаясь в квартиру, Йонатан вслух твердил себе: Йонатан, ты вонючий предатель. Йонатан, ты не человек. Скажи своему ненормальному брату «нет», и все тут. Он знал, что хочет скрыть поездку от Алисы и что, еще не начав авантюру, уже пытается заставить себя о ней забыть. Приоткрыв дверь, Йонатан увидел, что Алиса уже самозабвенно спит, что ее волосы распущены по подушке, руки вытянуты над головой, а большой живот вздымается и опускается с успокаивающей ритмичностью. Он попробовал сам себя убедить, что, как только она уснула, ее обида прошла, и проговорил «Лисуша» и еще раз «Лисуша», но она не просыпалась, и в этом ее молчании он усмотрел знак согласия на его поездку с Микой.
Йонатан взял листок из стопки черновой бумаги и написал, чтобы Алиса звонила по малейшему поводу, что он сожалеет, но у него не было выбора, и повторил еще раз: выбора действительно не было, хотя знал, что такое уточнение не добавляет убедительности, подписал: «Люблю тебя, милая. Йонатан» — и пририсовал сердечко, как в тот полный сердечек период между помолвкой и свадьбой. Записку положил на коричневую тумбочку, прямо под очками, которые она, проснувшись, надевала, перед «моде ани»[161] и перед тем, как шла в ванную и начинала длинный ритуал прилаживания линз и чистки зубов.