Мы вернёмся (Фронт без флангов)
Шрифт:
Дед Матвей почесал затылок, продолжал:
– По моему разумению, помирать нам ни к чему. Коли так, один выход – победить. Вот и выходит, Настенька, что сидеть мне возле твоего подола никак нельзя.
Анастасия Васильевна спустила ноги с печи.
– Матвеюшка, ты же хворый. Как воевать будешь?
– Как все, – ответил Матвей. Выпрямился, стал подкручивать усы. – Чем не гусар? – Укладываясь спать, наказал: – Собери, Настенька, мне чистое бельишко. На зорьке в город путь держать буду.
– Соберу, соберу, – с досадой отозвалась Анастасия Васильевна. Она не спросила, зачем Матвею понадобилось тянуться так далеко. Сколько живут вместе,
Чуть свет Матвей Егорович был уже на ногах. Положил в вещевой мешок плотничий инструмент, харчишки, наполнил самосадом кисет, не забыл и флягу с первачом. Анастасия Васильевна проводила до калитки – дальше не разрешил. Вытерла уголком головного платка, подарок Матвея, набежавшие слезы.
– Побереги себя, Матвеюшка. Фашист – он ни за что убивает…
– Для народа иду, Настенька. И не реви. Не помер же и не собираюсь пока ишшо.
Поправил на плечах вещевой мешок и зашагал к лесу, обходя образовавшиеся за ночь лужи. В лесу, когда выкатилось солнце и его теплые лучи пробились сквозь намокшую листву, стало веселее.
Облюбовал хворостину и, опираясь на нее, шел к городу напрямик, уже который раз восстанавливая в памяти советы майора Млынского. "В задумке командира я спица важная", – рассуждал дед Матвей и гордился тем, что именно ему поручено такое сложное задание, а не другому. Дошел до большого, в два обхвата, дуба, свернул на малозаметную тропку, сокращавшую путь. Солнце готовилось закатиться за лес, когда дед Матвей ступил на твердую гладь шоссе, ведущего в город. Страшно хотелось есть. Ныли ноги, но дед не думал об отдыхе. По обе стороны шоссе – поля пригородного колхоза "Октябрь", до войны самого богатого во всей области. По правую – непроходимая стена перезрелой кукурузы, по левую – бесконечное картофельное поле. "Такое богатство – и коту под хвост! – горевал дед. – Как жить стали! Радоваться бы, а тут ентих хрицев понанесло что вороньев!.."
Занятый думами, не заметил, как выскочили из кукурузы два немецких солдата, закричали:
– Рус, сдавайся!
Дед Матвей швырнул в сторону хворостину, поднял руки:
– Я не опасный!
Один из солдат ощупал карманы деда, сорвал с его плеч вещевой мешок, высыпал содержимое: рубанок, фуганок, топор, харч в отдельном мешочке. Поднял топор, потрогал острое лезвие, закричал:
– Партизан!
– Я по плотничьей части, – спокойно ответил дед.
На крик из кукурузы выскочили еще двое: немец и полицай. Полицая дед узнал по белой повязке на рукаве. Немец ощупал деда, поднял мешочек с провиантом, как бы взвесил на руке, затем развязал. Открыл флягу, понюхал, дал понюхать полицаю. Тот прислонил горлышко к волосатой ноздре, вдохнул с наслаждением.
– Самый что ни на есть первачок, господин фельдфебель, – пояснил он. – Самогон. Антик с мармеладом, как у нас говорят. Пальчики оближешь.
Полицай приставил палец к губам, чмокнул.
Фельдфебель снял прорезиненный плащ, аккуратно расстелил, чтобы не было складов, удобно уселся, достал из мешочка деда Матвея хлеб, сало, налил из фляги в пластмассовый стаканчик – он тоже оказался в мешочке, сунул деду, приказал:
– Выпивайт!
Дед Матвей опрокинул стаканчик, аппетитно провел пальцем по усам: вправо, влево. И только посмотрел на свое сало – фельдфебель не предложил закусить, а лишь смотрел на деда настороженно. Матвей Егорович
– Я отраву не ношу, господин немецкий!
К стаканчику потянулся полицай. Фельдфебель отвел его руку, налил до краев, выпил одним глотком.
– Гут, русска водка, гут!
Тесаком откроил кусок сала. Ел так, словно сроду не едал. Выпил еще стаканчик, отдал флягу солдатам.
Полицай вытряхнул из мешочка все съестное.
– Не отрава?
– Побойтесь бога, това… господин начальничек!
Воспользовался случаем и тоже стал закусывать, думая: "Добро мое, не ваше". Флягу опорожнили мигом. Повеселевшие немцы стали рассказывать что-то смешное, смеялись, перебивая друг друга.
Дед Матвей решил, что обстановка благоприятная, обратился к полицаю:
– Отпустите меня с богом, господин начальник. Плотник я, на заработки в город держу путь.
Полицай придирчиво осмотрел паспорт деда Матвея, на ухо шепнул что-то фельдфебелю.
– Иди, дед. Они тебя отпускают. Спасибо за хорошую водку, говорят.
От себя добавил:
– Из тебя песок сыплется, а ты на заработки, – пристально посмотрел на деда Матвея. – Ежели чего не так, смотри у меня. На старость скидки не будет.
– Можете не сумлеваться, начальник. Все будет так, как должно быть: ни убавить, ни прибавить! – ответил дед Матвей. Он согнулся, чтобы собрать инструмент. Немцы не разрешили. "Ироды, они и есть ироды", – подумал про себя дед Матвей, покачал головой и несмело зашагал в сторону.
Дошел до шоссе, словно мешок тяжелый с плеч сбросил. Отдышался, перекрестился. Первая встреча с немцами состоялась. Как пойдет дело дальше? Мимо, громыхая гусеницами, проползали танки, проносились военные машины с солдатами. Многие играли на губных гармошках. Нет-нет, да до ушей долетала песня. Один из солдат широко размахнулся и швырнул в его сторону пустую бутылку. Она тяжело шлепнулась в метре от него, разлетелась на мелкие стеклышки, несколько осколков впилось в одежду. У деда Матвея сжалось сердце.
– Антихристы, вот вы кто! – гневно прошептал он.
Выждав, когда шоссе опустело, дед Матвей как мог быстро перешел на противоположную сторону, вышел на проселочную дорогу и зашагал к городу. Солнце село за лесом. Усталый, голодный, ступил он на улицы оккупированного города, того самого города, который еще совсем недавно радовал аккуратностью и чистотой, зеленью улиц и скверов. Веселый гомон детворы, счастливой и любознательной, трогал его до слез. Да, да. Не один раз дед Матвей смотрел на ребят и плакал. От счастья. Разве они так жили? Кажется, только вчера это было. А сегодня города нет. Улицы изрыты воронками, всюду битое стекло, оборванные провода, вывороченные деревья и телеграфные столбы, горы битого кирпича и изуродованного железа, обгорелые коробки домов. Черные прямоугольники окон. Запах гари. На пепелищах бродят бездомные собаки и кошки, разгребают кирпичи женщины и дети. Что они ищут здесь?
Дед Матвей подошел к женщине, спросил, как пройти на Песчаную улицу.
– Город знал, как хату свою, а тут заплутался, – пояснил он.
Женщина подняла на него воспаленные глаза, тяжело вздохнув, ответила:
– Ни улиц, ни переулков, одни развалины остались.
– Дедушка, идемте, я покажу эту улицу, – вмешался в разговор веснушчатый мальчуган, одетый в замасленную фуфайку. Деду Матвею показалось даже, что он знает мальчонку с этим озорным, усыпанным веснушками лицом, видел его в городе накануне войны во главе веселой ребячьей ватаги.