Мы - военные инженеры
Шрифт:
Не было у нас ни шикарного зала, ни богатой библиотеки. Но получалось так, что, когда выдавалась свободная минута, мы обязательно приходили в клуб. Словно магнитом тянуло туда. Здесь можно было сразиться с товарищами в шашки или шахматы, почитать газеты, обменяться мнениями по поводу запавшей в сердце статьи, поспорить, высказать свою точку зрения по тому или иному вопросу. Иной раз разгорались целые словесные баталии. Комиссар или командир, как правило, не вмешивались в них до поры до времени, а потом как-то незаметно кто-нибудь из них включался в разговор. Скажут, бывало, слово, другое - и сразу проясняется картина.
Нашлись среди шоферов, механиков, электриков и других специалистов любители музыки, стихов, танцев. Мы часто устраивали импровизированные концерты. Не было, конечно, у наших самодеятельных артистов профессионального мастерства, но был задор юности, желание нести радость людям. Когда на маленькой сцене отрядного клуба появлялся Марченко, черноволосый, отчаянный парень, зал разражался аплодисментами. Какие только коленца в пляске не выделывал наш общий любимец! Начнет вроде медленно, с подходцем, а потом все быстрее и быстрее. Нарастает темп, и вот уже Марченко отбивает такую бешеную чечетку, что диву даешься, как не отлетают от его старых, видавших виды ботинок подметки!
А еще очень любили мы слушать непременную участницу всех концертов Асю - дочь нашего отрядного сапожника. Она была некрасивой, бледной, хрупкой девочкой лет пятнадцати. Где и когда Ася научилась играть на рояле - не знаю. Но стоило ей сесть за инструмент, как зал замирал. Мы слушали ее затаив дыхание. Непонятным образом большой, неуклюжий рояль оживал под слабыми, полупрозрачными пальчиками девочки. Лились чарующие мелодии Чайковского, Баха, Шуберта. Особенно мне нравился Седьмой вальс Шопена. Его-то и играла Ася, когда я дожидался командира отряда. Вот и теперь, слушая этот вальс, я всегда вспоминаю первый день своей службы, коридор, штаб отряда, звуки рояля...
Служба в должности помощника шофера не тяготила меня. И все же я не мог не задумываться о будущем. Что же, так все время и ходить в подручных? Мне очень хотелось стать подлинным специалистом своего дела, таким, как Василий Михайлович. Нет-нет да и проскальзывала мысль о поступлении на Военно-инженерные курсы командного состава РККА, которые функционировали тогда в Казани. Сейчас уже не помню точно, с кем я поделился своими мечтами, но только однажды меня вызвал командир отряда.
– Слышал, занятиями увлекаетесь? У Куприна в учениках ходите? И как, получается?
Пришлось признаться, что дело продвигается довольно медленно. Василий Михайлович задал мне несколько вопросов, связанных с устройством автомобиля. Выслушав ответы, он покачал головой.
– Пока не блестяще, но за упорство хвалю. Есть в вас, кажется, техническая жилка. Придется, пожалуй, дать в помощь еще одного учителя.
Он выдвинул ящик письменного стола и достал оттуда книгу. Я прочитал ее название и обмер: "Автомобиль". Сейчас, конечно, пособие для шофера можно без особого труда приобрести в любом книжном магазине, но в те годы подобная книга была необычайной редкостью.
Радости моей не было предела. Теперь я мог заниматься и самостоятельно, используя для учебы каждую минуту свободного времени. Взахлеб, словно увлекательный роман, читал я эту книгу. И, что любопытно, перечитывая тот или иной раздел во второй, третий, четвертый-раз, я обязательно находил там что-то новое. Постепенно разобрался в системе зажигания, усилил
Случилось как-то, что заговорил я об этом с командиром. Нет, я не просил его направить меня на учебу. Я был глубоко убежден, что время для этого еще не пришло. Гражданская война продолжалась. Можно ли думать в такой обстановке о поступлении на курсы? Просто так, к слову, упомянул я о своей мечте. Упомянул и засмущался. Но Василий Михаилович, к моему удивлению, воспринял разговор со всей серьезностью.
– Вот что, Лобанов, вопрос это сложный. В удобный момент вернемся к нему. А сейчас попробуйте навести порядок в технической части отряда. Будете заведовать ею. Бояться не надо, - остановил он меня, видя, что я собираюсь возражать.
– Не боги горшки обжигают.
Откровенно говоря, за новую работу я взялся без особого энтузиазма. Казалось, что вся эта канцелярщина: расходно-приходные книги и карточки формализм, который лишь мешает делу. Однако я вскоре убедился в ошибочности своего первоначального мнения. Оказалось, что сознательность сознательностью, а учет - учетом. Он, выяснилось, необходим и после революции.
Начинать пришлось с горючего. Им нас снабжали централизованно, однако нормы существовали жесткие. Я стал периодически проверять, как заправляются машины. Вроде бы все было в полном порядке. Но мне бросилось в глаза, что по утрам возле гаража неизменно появляются старушки с бутылями, металлическими банками. Удалось установить, что "сердобольные" шоферы порой отливают им немного керосина. С одной стороны это можно было понять: время трудное. Где раздобыть керосин для примусов и ламп? Но с другой, а она мне представлялась главной, горючее должно было идти прежде всего на государственные нужды. Пришлось завести строгую отчетность, а кое-кого, кто продолжал упорствовать, и наказать. Последнее, конечно, сделал командир, который всячески поддерживая меня, когда речь заходила о наведении порядка в эксплуатации машин, экономии расходных материалов.
Много пришлось поработать и в части технических складов. Бедные они были, но и то, что имелось в наличии, хранилось зачастую плохо. Кладовщики иногда не представляли себе, чем они располагают. Чтобы разыскать какую-либо деталь, приходилось порой перерывать все ящики и стеллажи. Мне хотелось что-то придумать, чтобы упорядочить хранение и выдачу расходных материалов и запчастей. Не раз я обращался за советом к командиру или комиссару. Они никогда не удивлялись моим визитам, терпеливо и настойчиво учили, подсказывали, но при всей благожелательности не забывали и строго спрашивать за малейшее упущение.
Особенно они старались приучить меня к самостоятельности. Когда я спрашивал о чем-то, то, как правило, на мой вопрос командир или комиссар отвечали тоже вопросом: "А вы что думаете по этому поводу?" И только после того, как я высказывал собственное мнение, пусть даже ошибочное, начинался деловой разговор. Что скрывать, порой это меня обижало: ведь если бы знал сам, то не обращался бы за помощью. Потом я убедился, что очень важно, докладывая о чем-то старшему начальнику, иметь наготове конкретные предложения.