Мы воевали на Ли-2
Шрифт:
— Ты у нас самый сообразительный насчет еды. Что делать будем?
— Разрешите в деревню сбегать. Она в двух километрах отсюда.
Вскоре Ляпунов вернулся с вестью, что нашел хозяйку, которая будет варить нам макаронный суп. Но есть его удавалось только утром и вечером. Однажды пошел снег, белая пелена застлала горизонт, все стежки-дорожки. Мы возвращались в деревню затемно, едва волоча ноги от усталости. Ляпунов, отлично знавший дорогу, ушел вперед, а мы с Алехиным поотстали и… заблудились. Брели по снегу долго, наконец впереди замаячили какие-то строения. Оказалось, что это станция Курск а значит,
11 декабря после многих мытарств мы взлетели в тот же день приземлились на аэродроме в Воротынске. Четыре Ли-2 стояли зачехленными в углу летного поля. Я узнал их — наши, родные. Но радовались мы рано, авиаторы перелетели дальше, в Андреаполь. Вместе с этой четверкой Ли-2, отремонтированных в ПАРМ-10, полк пришлось догонять снова.
В Андреаполе полк готовился к выброске крупного десанта.
Короткий отдых, обед в своей столовой — и снова за работу. Десантники — обычная пехота, которую учили прыгать с парашютом, — осваивали азы десантирования. Но вот полк приведен в полную боевую готовность, а лететь не могли — не позволяла погода. Тяжело ползли хмурые свинцовые тучи, волоча за собой то шлейф моросящего холодного дождя, то снега. А поскольку у нас на Ли-2 нет автономных навигационных систем и приборов, по которым вслепую можно точно выйти в заданный район, найти, не видя земли, нужный квадрат для выброски десанта, то приходится сидеть и ждать, пока небо прояснится.
Но на войне как на войне. Фронт ждать нас не стал, обстановка изменилась, и десантировать никого не пришлось. Вместо этого пришел приказ нашему соединению АДД перебазироваться на полевой аэродром в района Левашова под Ленинградом.
На разведку маршрута и обеспечение приема самолетов полка на новом месте под Ленинградом вылета Ли-2 лейтенанта Г. С. Козовякина. Кроме экипажа, на борту были помощник начальника штаба полка по оперативной части капитан А. Д. Коробов и восемь наземных техников. В течение всего полета до Ладоги экипаж поддерживал связь с КП полка. Потом связь оборвалась. И лишь много недель спустя мы узнали о судьбе наших товарищей.
…На Ленинградский фронт полк перелетал небольшими группами самолетов. В последней пятерке Ли-2 отправился из Воротынска в путь и я с экипажем ведущего группы капитана Н. И. Рыбина. Едва взлетев, окунулись в белесую мглу облаков. Ровно ревели двигатели, побалтывало. За Москвой облачность стала снижаться, придавливать нас к земле. Пришлось садиться в Мигалове, у города Калинина. Мы не были здесь первыми. Непогода загнала сюда перелетавшие к фронту штурмовики, истребители, бомбардировщики. Нашлось место и нам. В большом тесовом холодном бараке набилось столько народу, что пришлось сколачивать для нас новые нары, устилать их сеном и соломой.
А низкая облачность и поземка в течение недели не давали нам возможности долететь в полк. Новый 1944 год встречали в кругу незнакомых людей. Впрочем, это не так. На фронте — все свои. Накрыли стол припасами из тех, у кого что было, разлили по кружкам фронтовые сто граммов. Генерал артиллерист, застрявший с нами по дороге на фронт, поднял тост: «За нашу
Первого января весь день шел снег, к ночи мороз усилился, и небо стало проясняться. Наутро, наконец получив «добро» на вылет, прощаемся с теми, с кем свела нас накоротке фронтовая судьба, и взлетаем.
— Усилить наблюдение за воздухом! — командует Рыбин.
Предосторожность не лишняя. Фронт недалеко, возможно нападение вражеских истребителей. Мы уже знаем, что самолет старшего лейтенанта Ф. В. Спицина, пролетавший здесь раньше нас, отклонился в сторону от курса, ушел за линию фронта и был обстрелян. Тяжело ранен второй летчик младший лейтенант В. В. Чепалов.
Заснеженные леса проплывают под крылом. Впереди весь горизонт затянут мглистой пеленой. Идет снег, прижимает нас к лесам. Прорваться к полку не удается, вынуждены садиться в Углове. Вечереет. Размещаемся в большой брезентовой палатке. Посередине стоит бочка с вырезанной стенкой — печка. С трудом разжигаем в ней сырые осиновые дрова. Дым ест глаза, огонь уютно потрескивает, но тепла как не было, так и нет. От усталости клонит в сон, но холод пронизывает до костей. Всю ночь бродим, как неприкаянные, вокруг палатки у самолетов.
С рассветом иззябшие, сонные идем в столовую БАО на завтрак. Но в избу нас не пустили. Надо проходить санобработку. Здесь, на подступах к Ленинграду, возможны вспышки тифа, и поэтому предпринимаются все возможные меры, чтобы избежать его.
Картофельное пюре и чай нам вынесли в сенцы. Завтракаем хмуро, молча. В душе каждого растет раздражение. Надоела эта кочевая жизнь и оторванность от настоящей боевой работы. Приходит ощущение вины перед теми, кто сейчас дерется с врагом. Словно почуяв эту злость, погода отступает и дает возможность соединиться с полком. Приземляемся у села Левашова на аэродроме, окруженном низкорослым смешанным лесом На опушке стоят наши — наконец-то наши родные! — Ли-2…
Поздним вечером, приведя в порядок самолеты, я вместе с теми, кто прилетел в последней пятерке, по шел на санобработку. К общежитию, срубленному прямо в лесу, была пристроена баня. На дощатом полу лежал лед, вода в баке была чуть теплая, а на потолке мохнатыми хлопьями висел иней. Окатив друг друга водой, приплясывая на льду босыми ногами, мы прошли санобработку. В награду за смелость получили допуск в столовую и отличный горячий ужин. Вот и все — мы дома! Полтора месяца скитаний в Донбассе, под Курском, Калинином закончились.
Какое чувство я испытывал, лежа на нарах рядом с дверью? Чувство дома? Да. Но еще и радость. Радость от того, что вижу ставших за долгие месяцы войны очень близкими мне людей. Уверенность, что именно здесь мое место в той работе, которая и называется войной
— Николай, — окликнул меня борттехник Леня Орлов, — перебирайся ко мне. Здесь есть местечко…
Когда я прошел за большую кирпичную печь, Орлов, и потеснившись, нашел место и для меня. Разговорились. Вспомнили прожитые на войне дни…