Мы все худели понемногу
Шрифт:
Аня впала в депрессию. Она не плакала, ни на что не реагировала, а просто лежала, уставившись в потолок. Тетя Маша прониклась к Ане симпатией, несмотря на то что с той нечего было взять.
— Ничего, Бог дал, Бог взял, — шептала она девушке, ласково гладя ее по руке. — Какие твои годы, нарожаешь еще.
А за день до этого печального события в отдельной палате роддома рожала Луиза, жена то ли депутата, то ли бандита. Дама отличалась сволочным характером и хамскими манерами. Своего мужа Луиза называла не иначе как «папик». Папик был небедный и вовремя спонсировал весь персонал. Поэтому у его жены роды прошли блестяще.
Сразу же после родов Луиза начала курить и квасить водку. И объявила главврачу, что отказывается кормить ребенка грудью. И вообще от него отказывается.
— Ребенок получился случайно, мы его не планировали, — заявила она.
— А что думает ваш муж? — спросил обалдевший главврач.
— Папик со мной полностью согласен. Мы с ним еще до родов обо всем договорились. Аборт делать мне не хотелось, от этого рак матки бывает...
А у Ани тем временем появилось молоко. Чтобы добро не пропадало даром, тетя Маша принесла ей отказного ребенка Луизы. Аня взяла маленький пищащий комочек и робко приложила к груди. Малыш жадно впился в сосок. Впервые после родов Аня разрыдалась. Ей стали приносить маленького каждые три часа, с шестичасовым ночным перерывом. Девушка нашептывала ему ласковые слова, а он, насосавшись молока, крепко засыпал. На третий день Аня начала робко интересоваться процедурой усыновления.
— Хочу забрать мальчика себе, раз уж все от него отказались, — сказала она главврачу.
Тетя Маша, которая уже была в курсе обстоятельств ее судьбы, аж руками всплеснула:
— Дурочка, да ты сама в этой жизни на птичьих правах! Куда тебе еще ребенка?
— Как-нибудь проживем, — гнула свое Аня. — Со мной ему все лучше будет, чем в доме малютки.
А в это время папик приехал проведать свою жену. Он послушал истеричные вопли Луизы, посмотрел, как Аня кормит ребенка, поговорил с главврачом — и опять укатил.
Настал день выписки. Папик привез роскошный букет красных роз, коробки дорогих конфет, а также конверт с дензнаками. Конверт перекочевал в карман главврача, нянечкам и медсестрам достались конфеты, а букет папик вручил Ане.
— Собирай ребенка, — сказал он ей, — ты едешь со мной.
Луиза мигом взвилась, как будто ее оса укусила в зад:
— Как же так? Ты же сам хотел отказаться от ребенка!
Папик ей ответил:
— Ты знаешь, я подумал, возраст у меня не юношеский — пятьдесят лет, да и профессия опасная. Может быть, другого наследника у меня уже не будет. Так что ребенка я забираю.
— А девку зачем берешь? — вопила жена.
— Пусть пока сына нянчит, а там посмотрим.
— А я?! Я сама нянчить могу! Я ведь мать!
Папик смачно выругался.
— Да какая ты мать! Зачем мне нужна баба, которая отказалась кормить моего ребенка? Нет, отправляйся к маме.
— Ну, ты еще пожалеешь! — зашипела Луиза.
Папик спокойно взглянул на нее:
— А будешь угрожать и предъявлять права на ребенка — просто пришибу, и все.
У тети Маши, ставшей свидетельницей этой сцены, от ужаса даже мурашки по коже пробежали, — настолько папик был убедителен. Дрожащими руками она завернула мальчика в одеяльце и отдала его Анюте. Та, ни жива ни мертва, вышла во двор. Папик усадил ее с маленьким на заднее сиденье джипа и уехал.
Сначала Луиза
* * *
Когда сестра-хозяйка закончила свой рассказ, я поймала себя на том, что сижу раскрыв рот. Тетя Маша, довольная произведенным эффектом, победно на меня взглянула: свой гонорар она отработала сполна.
— Так где же теперь Аня? Где живет папик? — вспомнила я о цели своего визита.
Тетя Маша пожала плечами:
— А шут его знает. Я вам даже фамилию его не скажу, не то что адрес. Главврач, наверное, в курсе.
Но идти к главному врачу мне совсем не хотелось. В кошельке болталась последняя купюра в пятьсот рублей, а до зарплаты еще целая неделя. Да и не польстится эскулап на такие гроши, он привык совсем к другим бумажкам, приятного зеленого цвета.
— От Луизы остались какие-нибудь вещи?
— Да, но... — Выражение лица сестры-хозяйки явственно свидетельствовало о том, что расставаться с ними она не намерена. По крайней мере, без дополнительной платы.
— Я только посмотрю, — успокоила я ее.
Тетя Маша вышла и через несколько минут вернулась с полиэтиленовым пакетом в руках. Тяжело вздохнув, она вывалила содержимое пакета на кушетку. Я принялась разгребать кучу.
Шелковая ночная сорочка ярко-красного цвета без каких-либо дополнительных меток, кроме лейбла производителя, ничем не могла мне помочь. Два начатых тюбика губной помады, весьма дорогих марок, тоже ничего не сообщали о своей владелице, кроме того, что она является блондинкой (или красит волосы в светлые тона). Четыре дамских журнала, один из которых до сих пор в целлофановой оболочке, бутылка массажного масла, пачка ароматизированных салфеток, новые трусики в упаковке — все это не информативно. Зато на самом дне кучи я обнаружила нечто интересное — пластиковую карточку постоянного покупателя магазина «Стокманн».
В процедурную заглянула хорошенькая медсестра в чепчике:
— Тетя Маша, вот ты где, а я обыскалась! Тебя завотделением срочно требует.
Сестра-хозяйка на мгновение отвернулась от меня, и я, воспользовавшись ситуацией, сунула карточку в карман. И тут же стала прощаться:
— Ну, тетя Маша, не буду вас задерживать! Спасибо за информацию.
Выйдя на улицу, я прочитала имя, выбитое на золотистом пластике латинскими буквами: Апестина Луиза.
Глава 23
Есть у меня подруга Юлька, которая, как и я, работает журналистом в небольшой газете. Юлька зарабатывает по московским меркам не так уж много, но меня всегда удивляет тем, как стильно она выглядит. Однажды я не выдержала и поинтересовалась у нее источником ее дохода. В ответ Юлька рассмеялась:
— Просто всю одежду я покупаю только в фирменных магазинах. Впрочем, технику, посуду и постельное белье — тоже.
— Вот я и спрашиваю, откуда у тебя такие баснословные деньги! — обозлилась я. — Отвечай по-человечески!