Мы все мертвы
Шрифт:
Джей не нужно было изучать палочки сестры, чтобы услышать аромат розы и муската. Лина давно уже повзрослела и пыталась травами усилить свою привлекательность. Получалось ли это у неё? Ещё как. Взрослые парни и взгляда от неё оторвать не могли.
Наконец Лина целиком к ней повернулась. Нервно схватила пальцами прядь золотистых волос и вызывающе посмотрела на сестру. Она это любила – выдумать какой-нибудь особенный взгляд, особенное выражение лица, даже если под ним легко читался страх.
– Зачем? Вот зачем? – наконец спросила Лина.
– Ты же так до пожара довести можешь…
–
– Ага. Зачем тебе вообще благовония в такую жару? Умереть же можно только от духоты, которую ты тут развела! – Джей улыбнулась, понимая, в какое неловкое положение ставит сестру. Та бы в жизни ей не призналась, какие зажигала благовония.
Лина издала глубокий вздох и закатила глаза. Она была чуть выше Джей и старше на несколько лет, поэтому ей приходилось наклонять голову, и всё это выглядело, будто она не просто старше, но ещё и опытнее и умнее. Пусть оно действительно так и было. Неважно. Это никогда не давало ей повода быть выскочкой!
– Потому что они мне нужны. Какая тебе разница? Всё безопасно, я подготовилась, а остальное тебя интересовать не должно. Тебе же даже не нравится нас слушать, когда мы говорим о благовониях.
– Кто мы?
Лина вдруг переменилась в лице, поправила волосы и села обратно на стул. За столом были разбросаны травы и несколько больших розовых цветков – их название Джей никак не могла вспомнить.
В солнечном свете мелькали пылинки.
Джей, конечно же, знала, кто такие «мы». Знала – и всё равно внутренне сжалась в ожидании ответа. Она вдруг ощутила себя маленькой, слабой и неуклюжей в сравнении с сестрой.
Эти сравнения ей никогда не нравились.
Лине было шестнадцать. Она умела делать ароматные отвары, постоянно ходила к Дантонам, и вместе они создавали вкуснейшие пироги – с травами Лины и семейными рецептами соседей. За их пирогами и настойками стояли целые очереди.
Лина уже общалась с парнями, много работала с отцом, и ей разрешалось выходить из дома после темноты.
Джей сглотнула, умоляя себя не заплакать прямо здесь.
Опять поправляя волосы (какой в этом был смысл – волосы у неё всегда были в идеальном порядке!), Лина чуть улыбнулась – неловко, будто даже содрогаясь в лице, – и ответила:
– Мы – это мы с родителями.
– И с мамой тоже?
Они очень редко говорили о маме. Лине как будто было всё равно, а для Джей само слово «мама» казалось таким личным, о чём она никогда бы не поговорила с сестрой. Словно само присутствие сестры нарушило бы всю связь с матерью. Вернее, то, что от этой связи ещё оставалось.
Джей улыбнулась через силу, пока Лина, тяжело вздыхая, ёрзала на кресле.
– Да, с мамой тоже.
В груди больно закололо, и Джей оглянулась на комнату, ища, где бы присесть. Но в комнате Лины царил творческий беспорядок, что выглядело странно: обычно она так тщательно убиралась, что даже бабушка придраться не могла.
Но теперь везде валялись книги, одежда, пакетики с травами, даже еда. Она работала над чем-то несколько дней без перерыва – и, вероятно, работала вместе с родителями и мамой, что держала в секрете от сестры.
Ну конечно.
Солнце постепенно
Она вздохнула и села на пол, обхватив руками ноги. Упёрлась носом в колени. Смотрела исподлобья на Лину, ожидая, что она скажет. Будет ли пестрить подробностями об их с мамой работе? Или прогонит её из комнаты? Что?
– Ты по ней скучаешь? – Вот и всё, что она спросила.
Джей могла бы всё высказать Лине – от детской обиды на то, что родители любили её больше, и до просьбы обучить её всему-всему, что она умеет, чтобы тоже быть продвинутой травницей и работать вместе с мамой. Но слова таяли в густой жаре летнего воздуха.
Потрёпанные и явно не раз прочитанные книги с зелёными, синими, красными обложками теперь тоже окрасились в золотой. Пол выглядел как никогда пыльным в этом свете.
Джей провела руками по своим ногам, покрытым мурашками.
– Нет, конечно… С чего ты взяла?
Лина издала длинный глубокий вздох. Эти её вздохи всегда встревали посреди разговора, нарушали неловкое молчание и могли значить всё что угодно. Теперь это, кажется, был вздох сочувствия: Джей почти могла ощутить, как Лине грустно и неловко.
– Я же знаю, что скучаешь. Джей, мне правда жаль, что мама не может проводить с тобой время, как раньше. Ты же знаешь…
– Знаю, знаю. Можешь не рассказывать мне это в тысячный раз.
– Но я расскажу. Наша мать – великая целительница. Ты сама помнишь, что им с папой удавалось сделать. Отвар, который за час исцеляет простуду; мазь, которая заживляет раны чуть ли не мгновенно. Ещё немного, и она сумеет победить смерть, я тебя уверяю! Ты понимаешь? Мы сможем быть властны над смертью, продлевать жизнь себе и другим, исцелять людей от ужасных болезней. Сколько жизней мы спасём! У малыша Дейнов болезнь, от которой нет ещё лекарства… Но мама сможет его вылечить. Надо только…
– Да, да. Поработать.
– Да, и ещё. У такой степени владения целительством… у неё есть своя цена. Безумие. Мама не избегает тебя – она просто не хочет тебе навредить… испугать…
«Да чем она может меня испугать, чем не пугали меня уже вы все. Вся эта семья – сплошные безумцы. Едва ли у мамы есть что-то особенное». – Эти предложения вертелись на языке, так и норовили спрыгнуть и повиснуть в воздухе, разобщив сестёр. Но Джей держалась. Помимо всего раздражения, зависти, ревности и ещё миллиона разных чувств, в ней играл тихий восторг по поводу того, что сестра, успевшая порядком от неё отдалиться, вдруг заговорила и даже ей улыбнулась.
– Мы даже не разговариваем.
– Я знаю, Джей. Иди сюда. – Лина опять издала свой классический вздох и протянула к ней руки.
Сёстры встали, и Лина потянула её к себе в объятия. От неё пахло розой, мускатом и чем-то ещё, чем-то резким и чужим. Она касалась её нежно и невесомо, и Джей едва чувствовала на себе её руки. Лицо путалось в золотистых волосах, голова кружилась – то ли из-за резких запахов, то ли оттого, что она, кажется, не смела дышать.
– Я видела, как ты заглядываешься на лес. Что тебе в нём нравится?