Мы, женщины (Колдовской мир, Превращение)
Шрифт:
"...Э-гилл также без всякой причины поцеловала Арону, дочь Бетиас, хранительницу записей, потом извинилась, но причины так и не объяснила, только сказала, что хочет с ней подружиться. Э-гилл также схватила ее за руки, хотя она торопилась по серьезному делу. Это грубый поступок. У них совсем другие манеры. Никто не знает, насколько они отличаются от наших".
Она заткнула чернильницу, подвесила свиток за утолки, чтобы он просох за ночь, и приготовилась ложиться. Ее предположение оказалось верным: ребенка у нее не будет. Конечно, впереди еще годы и новые посещения фальконеров. Возможно,
Эгил, сын пекаря, задумчиво смотрел вслед Ароне. Нет, конечно, она особенная. Даже этот деревенщина Осеберг, сын кузнеца, не сводит с нее глаз. И распускает руки, если верно то, что слышал Эгил. Жаль, что он не подумал об этом, до того как ее поцеловать. Ну ничего, еще не все потеряно.
Осеберг уверен, что в этой деревне, где так много женщин и совсем нет мужчин, они получат любую девушку, какую захотят. Он не думает о том, что эти девушки привыкли к взрослым мужчинам, а не к мальчишкам, к тому же эти мужчины фальконеры. Конечно, у них есть преимущество: они здесь постоянно, а фальконеры наведываются редко. С другой стороны, они могут показаться девушкам слишком банальными по сравнению с далекими и загадочными фальконерами.
Арона даже не оглянулась на Эгила. Это неудивительно. Бездомный и безземельный, без денег, он чужак этой деревне. Ему сначала нужно стать кем-то. К счастью, их интересы совпадают. Ему нравится читать, писать, хранить записи, а она совершенно явно серьезно относится к своему делу, слишком серьезно. Арона посчитает деревенского хранителя записей достойным человеком. Если он станет деревенским хранителем, она подумает о нем.
Он пошел, насвистывая, планируя свои действия, потом начал мечтать о любви Ароны - в таких подробностях, которые заставили бы покраснеть старейших. Вначале нужно позаботиться о матери и малышах. Потом завоевать место Ароны. А после этого - и саму Арону.
Глава четвертая
Дело старейших
Тяжелые темные тучи повисли в небе, и земля дрожала под ногами. Марис, дочь Гайды, хранительница записей, часто отсутствовала, а когда была в Доме Записей, почти не разговаривала. Смотрела на стену, выходящую на Соколиный утес, ела то, что перед ней ставили, молча убирала со стола, потом опять-таки без единого слова запиралась в комнате для записей. И спустя несколько часов выходила оттуда с Пыльными руками.
Арона должна была записывать имена чужаков, куда поместили, и она боялась, что делает это неправильно.
– Госпожа Марис, - позвала она. Потом громче: - Госпожа Марис!
Хранительница подняла голову.
– Да? - очнулась она.
Арона сунула ей в руки свою последнюю запись и ждала, дрожа.
– Посмотрю позже, - пообещала Марис, откладывая рукопись и снова глядя на запад.
Может быть, ее хозяйка больна? Арона думала поговорить с целительницей, но вместо этого поставила греть воду для мытья посуды и на травяной чай. Потом пришлось прибираться в курятнике и отнести птичий помет в компостную яму, оттуда -
– Ты не хуже меня говоришь на языке чужаков, -начала она. - Не поможешь ли Эгил, дочери Лизы, в ее новом доме?
Арона выпрямилась и бросила сорняк на груду уже выдернутых. Марис продолжала:
– И, дорогая, ты должна пользоваться окончаниями мужского рода, если знаешь, что речь идет об он-дочери. Сможешь поправить запись, когда умоешься: Эгил не торопится.
– Госпожа, а разве разумно поселять он-девушку отдельно? - спросила Арона. - Госпожа Нориэль очень хорошо воспитывает свою новую подмастерье и не разрешает ей жить отдельно.
Госпожа Марис поморгала своими подслеповатыми голубыми глазами.
– Но, дорогая, они другие, - возразила она. - Иди мойся.
Она снова стала хранительницей!
– Проклятая он-девушка! - жалобно проныла Арона на своем языке, доставая ведро с водой из колодца.
– Ну, не такие уж мы плохие, - весело заметил на своем языке Эгил откуда-то из-за ее спины. Он перехватил у нее веревку, добавив: - Давай-ка я.
Ведро дернулось, расплескав воду. Эгил осторожно по пожил руки ей на плечи, но сразу одернул их и пошел с ней к дому, неся ведро.
– Тебе не следует напрягать глаза над этими "проклятыми записями", сказал он, используя негативное окончание деревенского языка в слове из своего родного языка. - Мне хочется посмотреть на твой огород.
Эти два заявления ничего не значили, но Арона почувствовала, как волоски у нее на руках встают дыбом. Она вздрогнула. Он с любопытством посмотрел на нее; она пожала плечами.
– Кто-то прошел по моей могиле, - пробормотала она и оставила его на пороге. Не решаясь сказать, что у призрака внешность Эгила.
Марис всегда настаивала, чтобы Арона оставляла много места между словами для возможных поправок. Девушка тщательно вставила окончание "-ид" после каждого существительного и прилагательного, которые, как она знала, относятся к мальчикам. Несколько раз ей пришлось счищать чернила и переписывать, делая надпись более мелким почерком. Наконец, гордясь своей работой, она распрямилась и понесла показывать свиток Марис.
Но хранительницы не было.
В животе Ароны как будто зашевелилась ворона, девушка не обратила на это внимания и пошла вверх по лестнице, чтобы переодеться. Потом по какой-то причуде вплела многоцветную ленту в косу; когда она вышла, Эгил восхищенно посмотрел на нее.
– Мы все еще ищем место, - сразу начал он. - Гондрин, хозяйка пивной, позволила нам переночевать в своем доме в обмен на тяжелую строительную работу, но я не хотел бы, чтобы мои сестры росли в пивной - со всем уважением к хозяйке.
Арона взглянула на мать Эгила, которая сидела в другом кресле, поджав губы.
– А к какому занятию вас готовили? - спросила девушка, удивляясь, почему взрослые позволяют подмастерью договариваться. Ну, что ж! Арона покажет им, на что способна!
– Я была (что-то) пекаря и дочерью мельника, и я всегда сама все вышивала, - ответила пришелица Лиза с некоторым сомнением.