«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века
Шрифт:
Порядок по-нацистски. Жизнь под контролем НСДАП
Среди многообразия факторов, влиявших на повседневную жизнь в Берлине и во всей Германии в период национал-социализма, сразу можно вычленить один, самый главный, определявший вплоть до начала Второй мировой войны лояльное отношение большинства немцев к режиму: решение проблемы безработицы и экономической нестабильности. Большинство немцев не задавались вопросом, как, для чего и каким образом создаются новые рабочие места, проходят широкомасштабные государственные акции. Тот факт, что глава семьи после тяжелых лет безысходности или неуверенности в завтрашнем дне получил работу, сохранил и расширил дело [146] , а жена смогла при желании сосредоточиться на материнских обязанностях и ведении дома, то, что семья получила больше возможностей для планирования и проведения досуга, практически без исключения присутствует во всех воспоминаниях и упоминается первым для оправдания конформистского отношения к режиму, осуждаемого с сегодняшних позиций. «…Он дал работу и сделал Германию сильной», — рефрен многих интервью и мемуаров [147] .
146
Из дневников семьи Шеппленберг за 1936 г.: «У Кеферштайнов в Грайфенберге… дела на предприятии снова идут хорошо, они теперь шьют униформу. Винклер увеличивает дело, хочет вновь строиться». Landesarchiv Berlin. E Rep. 061–19. Nr. 17. Familiennachlass Schoepplenberg. Tageb"ucher der Familie Schoepplenberg. Bd. 9. 1934–39. S. 00138.
147
Kerschaw J. Hitlers Popularit"at. Mythos und Realit"at im Dritten Reich. // Mommsen H. (Hrsg.) Herrschaftsalltag im Dritten Reich. D"usseldorf. 1988. S. 37. См. также практически каждое интервью Херцберга: Humboldt-Universit"at zu Berlin. Institut f"ur Europ"aische Ethnologie. Archiv der Landesstelle f"ur Berlin-Brandenburgische Volkskunde. Nachlass von Wolfgang Herzberg. Lebenserz"ahlungen der Arbeiter des VEB Berliner Gl"uhlampenwerk (1979–1981). Из опросов, проведенных мною, наиболее отчетливо это выразила Эльза Дорн: «Что Вы хотите? Мой отец снова стал работать. Все. Точка. Здесь не о чем больше говорить». Интервью с E.Dorn, 1923 г. рожд. (Berlin-Mariendorf, август 2003).
Изменение материального положения семьи в лучшую сторону, хотя и произошло это не сразу, влекло за собой цепочку перемен во всей повседневной жизни, воспринимаемых как следствие положительных сдвигов в стране, остальное отходило на задний план. Аттрактивные, особенно для детей и подростков, стороны новой жизни: марши, утрированная ориентация на молодежь, расширенные возможности в проведении свободного времени, турпоездки и т. п. усиливали впечатление новизны и «пробуждения». Члены семьи и семья в целом приспосабливались к этому, сохраняя, как им казалось, в неприкосновенности традиционные буржуазные устои семейной жизни, даже возвращаясь к тому, что могло быть утеряно за годы нестабильности, — к лучшему жилью, отдыху у моря, разнообразному досугу, желанным подаркам на Рождество… Национал-социалистический антураж, пронизывавший и подчинявший повседневность, зачастую воспринимался как нечто поверхностное, веяние времени, чуть ли не мода, которой можно следовать лишь во внешних формах жизни, соблюдая «правила игры». Но так ли это было в действительности? «Третий Рейх имел двойственный облик: с одной стороны, (в большей степени пропагандистский, чем реальный) расцвет общества достижений и потребления с культом малой семьи, собственного дома, мотивациями роста, средствами массовой информации, культурой свободного времени и государством благосостояния; с другой стороны, глубокая тень террористического господства порядка, особенно для всех тех, кто не позволяет себя интегрировать — со всеми последствиями их изоляции и, где только возможно, уничтожения» [148] .
148
Either H.-J. Hitlers Deutsche: das Ende eines Tabus. Gernsbach. 1990. S. 137–138.
Наибольшее давление со стороны государства личность, естественно, испытывала в сфере работы, учебы, общественных организаций. В своем стремлении унифицировать общество, минимизировать индивидуалистическое влияние частной жизни нацисты не знали границ. В одной из своих речей 1 мая 1939 г. Гитлер пафосно восклицал: «Пока интересы народного сообщества позволяют личности иметь свободу, она ей дана. Там, где эта свобода задевает интересы народного сообщества, она прекращается. На место свободы личности приходит свобода народа» [149] . На работе, в школе, во время «службы», т. е. участия в деятельности многочисленных общественных организаций, со страниц газет и журналов, во время массовых мероприятий (прежде всего в крупных городах и столице) человек подвергался изощренной психологической обработке и постоянному давлению.
149
Цит. по: Ibid., S. 138.
Какое отношение имела к этим процессам самая интимная сторона человеческого существования — семейная жизнь? Самое непосредственное. Члены семьи делились и обсуждали друг с другом пережитый день, планы на будущее — если у них оставалось на это время после выполнения обязанностей перед обществом. Сакральное для немцев понятие «конец недели» — два выходных дня, посвященных отдыху, семье, любимым занятиям, было урезано до одного, суббота теперь являлась государственным «молодежным днем» и была отдана «службе» в Гитлерюгенд и БДМ, по выходным организовывались также тренировки для штурмовиков [150] .
150
С 30 июля 1934 г. См.: Heimatmuseum K"openick. Archiv. Pressearchiv. Schubert H.-G., Gurezka K.-D., Marquardt H.-J., Schmidt U. (Hrsg.) Unser Schul-Buch. Ehemalige Sch"uler der Berlin-K"openicker K"orner-Hegelschule erinnern sich. Berlin, 2001. Erinnerungen von Hans-Joachim Marquardt. S. 95.
«…больше я не был свободен [после вступления в СА в 1933 г. — Т.Т.]. Спросите-ка мою жену, как она сердилась, у нас маленькие дети, а я по субботам/воскресеньям шагал на тренировку». Humboldt-Universit"at zu Berlin. Institut f"ur Europ"aische Ethnologie. Archiv der Landesstelle f"ur Berlin-Brandenburgische Volkskunde. Nachlass von Wolfgang Herzberg. Lebenserz"ahlungen der Arbeiter des VEB Berliner Gl"uhlampenwerk (1979–1981). Bd. 5. S. 1983. Воспоминания мужчины 1909 г. рожд.
Спецификой Берлина как большого города в этом отношении было наличие самых разнообразных обществ и объединений, членства в которых было трудно избежать. Многие из них существовали и ранее, в период Веймарской республики или даже с довоенного времени, но судьба их в период национал-социализма была различной. Так, например, в школах родители и попечительский совет могли основать общества по интересам: певческие, спортивные, танцевальные и т. п. Большинство из них продолжали свою деятельность в 30-е годы, но их документы перенасыщены нацистской лексикой и в конце концов они обычно становились отделениями того или иного головного национал-социалистического объединения [151] . Однако некоторые союзы были распущены приказом сверху, и в качестве причин названо засилье евреев [152] , а другие сами прекращали свою деятельность в основном из-за недостатка средств и свободного времени своих членов [153] , которое теперь было отдано нацистским организациям. Одним из самых популярных анекдотов о семейной жизни того времени стала следующая шутка:
151
Такова судьба, например, школьного союза по гребле в районе Шенеберг. Landesarchiv Berlin. B Rep. 042. Nr. 27589. Elternverein der R"uderriege an der Fontanaschule in Berlin-Sch"oneberg. Cоюз помощи семьям Белого Креста в 1939 г. изменил свой устав, согласно которому помощь теперь оказывалась только нуждающимся немцам арийского происхождения. Landesarchiv Berlin. B Rep. 042 Nr. 28018. Familienf"ursorge von Weissen Kreuz, Sitz Berlin. S. 37.
152
Семейный союз «Единство», основанный еще в 1901 г. в благополучном районе Шарлоттенбург и имевший своей целью «способствовать семейным интересам, сплочению семьи, поддерживать и улучшать общественное и социальное положение ее членов», был распущен в январе 1940 г. «из-за засилья евреев в руководстве». Landesarchiv Berlin. B Rep. 042. Nr. 26120.
153
Берлинский союз детских домов отдыха прекратил свою деятельность с января 1938 г. «из-за недостатка средств», все имущество (5 пансионатов)
«— Мой отец — штурмовик, мой старший брат в СС, мой младший брат — член Гитлерюгенд, моя мама в Наци-фрауеншафт, а я в Союзе германских девушек.
— Ну и что, вы видитесь хоть когда-либо, в перерывах между службой?
— О да, мы встречаемся каждый год на партийном съезде в Нюрнберге.» [154]
У Эрики Манн приведен еще один анекдот, не менее показательный для характеристики особенностей времени:
«Отец приходит домой, никого нет. На столе записка: „Я на женском собрании. Приду поздно. Мама“. Он кладет свою записку: „Иду на партийное собрание. Буду поздно. Отец.“ Следующим приходит Фриц, сын. Он оставляет свою записку: „У нас ночная тренировка, до утра. Фриц“. Последней является Хильда, дочь. Она пишет: „Должна идти на ночное собрание БДМ! Хильда“. Когда семья около двух часов ночи возвращается наконец домой, они обнаруживают, что в квартире побывали воры и украли все, что можно. Квартира пуста. Но на столе лежит пятая записка: „За то, что мы можем здесь красть, мы благодарим нашего фюрера. Хайль Гитлер! Воры“» [155] .
154
Цит. по: Gamm H.-J. Der Fl"usterwitz im Dritten Reich. M"unchen, 1966. S. 23. Почти такой же анекдот был в ходу и в Советском Союзе. Можно привести еще одну циничную шутку, характеризующую отношение людей к столь масштабному посягательству на их частную жизнь и свободное время и чувство безвыходности: «Многие члены партии страдают недержанием мочи: они хотели бы выйти, да не могут». Ibidem.
155
Цит. по: Mann E. Zehn Millionen Kinder. Die Erziehung der Jugend im Dritten Reich. Verlag Neues Leben. Berlin, 1988. S.27–28. См. также Heimatmuseum K"openick. Archiv. Pressearchiv. Schubert H.-G., Gurezka K.-D., Marquardt H.-J., Schmidt U. (Hrsg.) Unser Schul-Buch. Ehemalige Sch"uler der Berlin-K"openicker K"orner-Hegelschule erinnern sich. Berlin, 2001. Erich Kabelitz. Erinnerungen an die dreissiger Jahre. S. 84.
Подобные утрированные шутки имели в своей основе долю правды. Видимо, после многочисленных жалоб, в том числе родителей, врачей и учителей, уже в октябре 1933 г. рейхсминистр внутренних дел Вильгельм Фрик, которого трудно было заподозрить в излишней мягкости, направляет имперскому фюреру молодежи Бальдуру фон Шираху письмо с настоятельной просьбой проследить, чтобы члены низшего звена Гитлерюгенд — Юнгфольк не привлекались к «службе» после наступления темноты или вообще в поздние часы вечера, а старшие мальчики участвовали бы в ночных мероприятиях не чаще раза в неделю, да и то строго до 22 часов [156] . Ширах по статусу должен был согласиться с Фриком, что он, вероятно, и сделал, но поздние мероприятия проводились время от времени и дальше. Какое же факельное шествие возможно до наступления темноты!
156
Jahnke K.H./Buddrus M. Deutsche Jugend 1933–1945. Eine Dokumentation. Hamburg, 1989. S. 80.
Изменениям подверглись прежде всего семейный распорядок дня и окружающая среда. Наибольшее влияние это оказывало на самых восприимчивых членов семьи — на детей. «Дети говорят „Хайль Гитлер!“ от 50 до 150 раз в день. „Хайль Гитлер!“ приветствуют одноклассников, этим начинается и заканчивается каждый урок, „Хайль Гитлер!“ говорит почтальон, вагоновожатый в трамвае, девушка в лавке, где продают тетради… Словами „Хайль Гитлер!“ завершается детская вечерняя молитва, если только ребенок воспринимает свои обязанности всерьез» [157] .
157
Ibid., S.21–22.
К счастью, видимо, почти никто из родителей не требовал произносить эти слова дома, но на людях их могли подвергнуть осуждению за неправильное воспитание детей. «Я пошла с Клаусом в аптеку и сказала „Добрый день“, а Клаус сказал „Хайль Гитлер!“ И аптекарь упрекнул меня, что маленький ребенок знает, что нужно говорить, а мать нет. И мы поехали домой на трамвае, он увидел номер 55 и закричал, сияя: „Это 55. Нашему фюреру тоже 55 лет!“ Это мне совсем не понравилось, а дома в кровати он еще запел: „Знамя высоко, ряды сомкнуты“. Так он пел и я его после этого забрала из детского сада. Нет, мне это не понравилось» [158] . Но подобную реакцию нацистское воспитание малышей вызывало далеко не у всех родителей. Тот же юный Клаус снискал бурное одобрение отдыхающих семей на берегу Мюггельзее под Берлином: когда кто-то, желая его похвалить, сказал: «Скоро ты будешь большим и будешь в Гитлерюгенд», Клаус топнул ножкой и крикнул: «Я не хочу быть в Гитлерюгенд! Я хочу сразу стать фюрером!» [159] Мать мальчика это очень рассердило и ее проблемам в воспитании сына можно только посочувствовать.
158
Humboldt-Universit"at zu Berlin. Institut f"ur Europ"aische Ethnologie. Archiv der Landesstelle f"ur Berlin-Brandenburgische Volkskunde. Nachlass von Wolfgang Herzberg. Lebenserz"ahlungen der Arbeiter des VEB Berliner Gl"uhlampenwerk (1979–1981). Bd. 3. S. 1344. Воспоминания женщины 1914 г. рожд.
159
Ibidem. Далее эта женщина говорит, что сейчас ее взрослый сын не разрешает ей напоминать ему об этих случаях, не хочет это слышать.
Но чем старше становились дети, тем труднее и даже опаснее становилось противостоять их вовлечению в национал-социалистическую систему и поглощению режимом. Мелита Машманн, пятнадцатилетняя жительница Берлина, пишет в своем дневнике: «Я чувствую, что меня наполняет горячее желание быть вместе с теми, для которых это [национал-социализм — Т.Т.] вопрос жизни и смерти» [160] . На идеологические мотивы накладывался подростковый нигилизм, авторитет товарищей и учителей, желание обрести независимость и коллективную идентичность в обществе друзей, а также немаловажное для старшего юношества чувство включения во власть, в партийно-государственную иерархию. Униформа, знамена, бравурная музыка, награды и значки, героические песни и даже оружие — всего этого в национал-социалистических организациях было с избытком. Родители сдавались без борьбы, скорее всего понимая ее бесперспективность, а, может, не придавая этим обстоятельствам жизни своих детей большого значения в соответствии с моделью патриархальной семьи, где дети не являются главным приоритетом. Более того, родителей из интеллигентных семей, отцов с университетским или во всяком случае с высшим образованием не особенно занимала и изменившаяся школьная программа даже средней школы, новые темы сочинений [161] и уроков по истории, биологии, литературе… В семье это не обсуждалось. Может быть, это можно объяснить и тем, что родители тогда вообще не особенно интересовались проблемами своих детей? Мать обычно лишь проверяла уроки, отец — и то в редких случаях — спрашивал про занятия в школе и оценки. Внутренний мир детей их почти не интересовал.
160
Maschmann M. Fazit — Kein Rechtfertigungsversuch. Stuttgart.1963, S. 18. Ее родители — одни из немногих, кто запретил своей дочери вступить в БДМ. Правда, это было еще в 1933 г. Тогда Мелита стала тайно посещать собрания местной организации Союза германских девушек, считая своих родителей «ужасно старомодными».
161
Landesarchiv Berlin. A Rep. 049–08. Nr. 522/533. Aufgaben f"ur die deutschen und fremdsprachlichen Aufs"atze.