Мы
Шрифт:
И вот мы уже стояли перед «Герникой». Картина, поразившая мое воображение своими размерами, неожиданно взволновала меня, чего я, право слово, от абстрактного искусства не ожидал (боже мой, Конни, только послушай, что я говорю!). Мне хотелось насладиться ею в тишине, но я не стал мешать Алби разглагольствовать об историческом контексте и значении работы — озарение, наверняка снизошедшее на него после штудирования соответствующей странички Википедии, с которой я уже успел познакомиться во время завтрака. Он очень много говорил, обращая мое внимание на вещи, очевидные для любого человека, мало-мальски сведущего в искусстве. Наверное, хочет меня просветить, предположил я. По правде говоря, рассказывал он неинтересно
В кафе для пассажиров напротив вокзала Аточа мы взяли churros con chocolate [63] .
Свет потолочных светильников отражался от оцинкованных столешниц, пол был усеян смятыми жирными салфетками. Конечно, не самое правильное время дня и года, чтобы есть жаренные в масле длинные кусочки теста, макая их в горячий густой шоколад, но уж очень хотелось спрятаться от удушающего полуденного зноя. Алби заверил меня, что здесь все именно так и делают, и, хотя кафе было абсолютно пустым, я предпочел не спорить с сыном.
63
Крендельки с шоколадом (исп.).
— А где ты остановился?
— В хостеле.
— Ну и как он тебе?
— Хостел, он и в Африке хостел, — пожал Алби плечами.
— Никогда не жил в хостелах.
— Да неужели? И это говорит человек с сезонным билетом на все пригородные поезда.
— А на что это похоже?
— Мрачно. Негостеприимно. Негостеприимный хостел, — рассмеялся он.
— У меня люкс в отеле на Гран-Виа.
— Люкс? Ты что, олигарх какой?
— Я знаю. Это называется шиковать.
— Надеюсь, ты не опустошаешь мини-бар?
— Алби, я не сумасшедший. Но так или иначе, там есть свободная комната, возможно более удобная, чем у тебя. И диван-кровать. Только на время. Пока ты будешь решать, куда поехать дальше.
Он замолчал, чтобы стереть сахар со щетины на подбородке.
— Тебе что, не нравятся churros?
Я придвинул к нему тарелку:
— Интересно, как тебе удается столько есть и при этом оставаться таким худым?
Он передернул костлявыми плечами и сунул в рот очередной кренделек:
— Нервная энергия, наверное.
— Да, мне кое-что об этом известно.
161. Умница
Уже ближе к вечеру мы забрали его вещи и вернулись ко мне в отель. Я лежал на кровати, а Алби тем временем принимал душ, причем абсурдно долго. Я уже сутки не проверял свой телефон и, включив его с некоторым страхом в душе, обнаружил целый набор посланий от Конни, ее нетерпение явно переросло в раздражение.
Было еще голосовое сообщение от моей сестры, я прослушал его, держа телефон подальше от уха.
«Почему ты не берешь трубку? Раньше ты всегда отвечал на звонки. Дуглас, это Карен. Что, черт возьми, происходит? Конни места себе не находит. Она говорит, что ты колесишь по Европе в поисках Алби. Она заставила меня
Алби стоял на пороге, кутаясь в гостиничный халат и в очередной раз демонстрируя свою уникальную способность битых двадцать минут провести в ванной и при этом выглядеть грязным.
— Можно мне воспользоваться твоей бритвой?
— Ради бога.
— А кто это звонил?
— Тетя Карен.
— Мне показалось, я слышал какие-то вопли.
— Алби, я собираюсь позвонить твоей маме. Ты с ней поговоришь?
— Ладно.
— Прямо сейчас?
Он немного поколебался:
— О’кей.
Я тут же набрал номер и стал ждать.
— Алло, — сказала Конни.
— Привет, дорогая.
— Дуглас, ты давно должен был быть дома! Я ждала тебя сегодня утром! Ты в аэропорту?
— Нет, нет, я не попал на самолет.
— Ты все еще в Италии?
— По правде говоря, я в Мадриде.
— Что ты делаешь в?.. — Она на секунду прервалась, потом взяла себя в руки и продолжила таким тоном, каким принято уговаривать людей, слетевших с катушек: — Дуглас, мы же решили, что пора возвращаться домой…
Я из последних сил старался не расхохотаться:
— Конни? Конни, можешь подождать секундочку? Тут кое-кто жаждет с тобой пообщаться.
Я протянул мобильник Алби. Тот поколебался, но все же взял телефон.
— Hola [64] , — бросил он и закрыл дверь в гостиную.
Я нашел какой-то испанский журнал с тем же самым словом на обложке и уставился на снимки незнакомых мне знаменитостей. Я пролистал журнал раз, затем второй. Конни с Алби беседовали так долго, что на смену чувству триумфа пришло беспокойство насчет стоимости звонка, и я уж начал было подумывать о том, чтобы прервать разговор и попросить Конни перезвонить. Но когда я заглянул в дверную щелку, то заметил, что у Алби подозрительно красные глаза, следовательно Конни сейчас тоже плачет, а значит, явно не в настроении обсуждать стоимость международных звонков. Я также заметил, чисто для проформы, что Алби умудрился использовать все восемь гостиничных полотенец, больших и маленьких, а затем разбросать их по комнате, одно даже повисло на абажуре, где могло в два счета загореться. Глубокий вдох. Да бог с ним со всем! Да бог с ним, с горящим полотенцем! Я в третий раз пролистал журнал, и тут в дверь спальни просунулась рука и протянула мне телефон.
64
Привет (исп.).
— Эгг, подбери, пожалуйста, полотенца, — сказал я, взяв у него телефон.
— Отель на то и отель, — ответил Алби и закрыл за собой дверь.
Выждав секунду, я поднес телефон к уху:
— Алло? — (Молчание.) — Конни, алло? — (Все то же.) — Конни, ты тут?
— Умница, — сказала она и повесила трубку.
162. Чуэка
Уж не знаю, что там Конни сказала Алби во время телефонного разговора, но уже позже, гораздо позже, когда мы заказали еще пива в taberna в мадридском гей-квартале, уже в какой-то несусветно ранний утренний час, я осторожно затронул тему его планов на будущее. Бар был темным, с деревянными панелями, битком набитый шумными и привлекательными мадридцами, которые пили — шерри? вермут? — и закусывали хамоном, анчоусами и жирной чоризо.