Мяч круглый, поле скользкое

Шопперт Андрей Готлибович

— И что?

— А то, что вы в ответ на мою преступную халатность сделаете восемнадцать телефонных звонков и расскажете об этой замечательной истории, что с вами, дорогой товарищ Хурцидзе, произошла.

— Восемнадцать?

— Ну да. «Кайрат» я извещу, тренеров своего «Торпедо» тоже устно проинформируете — а вот остальным восемнадцати тренерам первой, ну, Высшей лиги вы позвоните. Номера вам сейчас мои помощники дадут. Так вот: позвоните и подробно расскажете о том, что с вами произошло. Потом — о нашем разговоре, только концовочку мы чуть поправим: я не порвал бумагу, а в папку положил и сказал, мол, ещё один случай умышленной грубости, именно умышленной — и «бумаге» будет

дан ход. А своих коллег предупредите, будто бы я намекнул, что теперь и за ними ведётся наблюдение, и лучше одуматься им, «поуговаривать» защитников стать техничнее и не калечить больше хороших нападающих.

— Кто я! Почему, скажем, Бесков или Качалин будут слушать какого-то товарыща Хурцидзе?

— Слушать, может, и не будут. А вот услышат — точно. Не поможет ход лошадью — пойдёт ферзь. Эту фразу тоже вставьте. Да, и есть у меня предложение: создать комиссию фейр-плей, ну, честной игры. Она будет просматривать записи всех матчей и выставлять оценки игрокам и тренерам. С раздачей люлей потом, ну, и призов тоже.

— Хорошее начынаниэ.

— Куда как хорошее. Как разовьётся эта система у нас — мы ещё и в Европе её продвинем, и постараемся добиться того, чтоб командам, показавшим самую джентльменскую игру, по особой квоте предоставляли места в еврокубках. Всё, больше вас не задерживаю. Привет передавайте племяннице вашей, Майе.

Событие двадцать третье

Шеф проводит собеседование с молоденькой красивой блондинкой, которая пришла устраиваться на работу секретаршей:

— У вас в резюме написано, что вы печатаете со скоростью 1000 знаков в минуту. Это правда?

— Правда, — отвечает девушка. И добавляет, чуть краснея: — Такая галиматья получается…

Три оставшиеся дня до домашней игры с «Динамо» (Тбилиси) всякий из разрастающегося с каждым днём штаба «Кайрата» занимался свои делом.

Сан Саныч пытался, не загнав ребят, отработать резкий старт и не менее резкую остановку — инерцию ведь никто не отменил.

Игорь Нетто ставил полузащите пас. На всех пока решили не распыляться — если хоть эти начнут отправлять мяч туда, куда нужно, а не куда-то туда, то это уже половина игры всей команды.

Лобановский же пошёл знакомиться с новым аналитическим центром. Смотрелось это дико: сидят десять человек… нет, сидят десять пацанов и, обложившись газетами, журналами и словарями, пишут чего-то в тетрадки. Время от времени один из них встаёт и идёт в соседний зал — там за новенькими печатными машинками сидят три девушки и строчат из пулемёта. Не знакомый с печатным делом Валерий подошёл к одной из сотрудниц. Машинка оказалась фирмы «Ундервуд». У второй и третьей — «Ремингтоны».

— Там начали выпускать с кириллицей? — поинтересовался у курносой девчушки.

— Таня, — улыбнулась курносая. — Такое чудо все хотят иметь! Наши-то совсем дубовые — ну, «Москва» там или «Украина». В журнале читала: печать восьми тысяч знаков на «Украине» отнимает столько же энергии, как перемещение полутора тонн груза! Давайте поздороваемся, — веснушчатая Таня протянула ладошку с длинными, без всяких колец пальцами.

Лобановский протянул свою лапищу. Девушка была миниатюрной, но тут он ощутил, как его пятерня попала в железные тиски. Нда… Вот ведь, какой результат тренировки могут дать.

— Слышала, что ушлые, с опытом журналисты иногда покупают за рубежом или в комиссионных магазинах аппараты иностранного производства. Потом сдают их в специализированные мастерские, где латинский шрифт перепаивают на русский. Такая техника высоко ценится, стоит уйму денег — зато и работать намного проще и легче. Самой видеть не приходилось — а тут привели, посадили, и вот такое чудо! Так, говорят, потом ещё

и электрические дадут.

Болтушка. Да поневоле ею станешь, когда сидишь и целый день долбишь по клавишам. Валера взял одну из напечатанных страниц, посмотрел на журнал. Перевод с португальского — статья была про Эйсебио. Можно сказать, что именно этот выходец из Мозамбика лишил сборную СССР три года назад настоящих бронзовых медалей. Проиграли Португальцам в матче за третье место — 1:2, и первый мяч как раз на счету этого африканца, перебравшегося в метрополию. Пусть и с пенальти. Тоже ведь смелость нужна — выйти бить в таком ответственном матче.

Валерий глянул в конец статьи:

«Эйсебио является одним из самых опасных нападающих современности и не зря прозван человеком-атакой. Он техничен, силён и очень быстр (пробегает 100 метров за 10,8 секунды), что позволяет ему пройти всю оборону соперника без помощи полузащитников. Благодаря точному и сильному удару Эйсебио много забивает прямыми ударами со штрафных, а также с пенальти. За восемь сезонов в „Бенфике“ Эйсебио не реализовал всего два одиннадцатиметровых».

Нда, такого бы в «Кайрат». «100 метров за 10,8 секунды»! А тут из двенадцати-то никто не выбегает. И пенальти все бить боятся. Вернее, даже не бить — промазать. Кроме Степанова, конечно — ну да тот вообще ни черта не боится. А вот остальные…

Лобановский положил лист на место в стопку. Ёшкин по голове, и это всего за два дня! Столько информации! Кто же её будет сортировать? Всё прочитать просто невозможно, да и не нужно — ерунды, скорее всего, полно. А ведь нужно и вправду сюда срочно сына Олега Александровича Ошенкова — Михаила. Валерий был с ним знаком, и тот говорил о футболе именно теми же словами, что и сам Лобановский: нужно попытаться представить его в цифрах, кто сколько набегал за матч, кто сколько владел мячом, сколько пасов, в каком направлении, какой дальности и точности, сколько подкатов. Всё нужно считать и обрабатывать на ЭВМ. Ну а для начала нужно наладить сортировку этих вот листков. Выделить из них интересные и важные.

Он ещё раз сунул курносой руку на прощанье, чтобы почувствовать железную хватку хрупкой девушки. Напомнить себе: «С помощью тренировок можно добиться вот такого результата».

А ещё нужно срочно позвонить и пригласить в команду хорошего спортивного врача. Женщину? Придётся — хоть и не любил работать с женщинами. Нет, не предрассудки, что женщина на корабле к несчастью — просто там, где женщины, всегда разные непонятные проблемы, как вот с учителем английского. Навыдумывала — «глубокое погружение»… Будем надеяться, что Тишков не ошибся. Ему-то с большим трудом удалось английский сдать в институте, раза с пятого. Так и не учил толком — всё на удачу надеялся, да на то, что особое отношение будет к футболисту, а тут нашла коса на камень. Не интересовалась преподавательница английского футболом, и никаких поблажек не делала. Может, и это добавило неприятия возможности появления женщины в его команде.

Ну, как там сказал Аркадьев: «Ты жену люби, а здесь — работа». Вздохнув, Валерий пошёл звонить в Киев. Граевской Нине Даниловне.

Интермеццо двадцать пятое

Собрал отец сыновей, взял в руки прутик, согнул — и сломался прутик. Потом взял пучок, стал гнуть его по-всякому — но не сломались прутики.

— Так вот, сынки, мораль такая: если нагнуть кого надо — то лучше сразу весь коллектив. Так никто не сломается, никто не уволится.

Борис Андреевич Аркадьев вернулся из санатория, от доктора Кашпировского. Прибыл в апартаменты, которые ему выделили в гостинице, что в пристройке к алма-атинскому стадиону.