Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Матвеева Новелла

Братья капитаны

В закатных тучах красные прорывы. Большая чайка, плаваний сестра, Из красных волн выхватывает рыбу, Как головню из красного костра. Двумя клинками сшиблись два теченья,— Пустился в пляску яшик от сигар, И, как король в пурпурном облаченье, При свете топки красен кочегар. Мы капитаны, братья капитаны, Мы в океан дорогу протоптали, Мы дерзким килем море пропороли

И пропололи от подводных трав, Но кораблям, что следуют за нами, Придется драться с теми же волнами И скрежетать от той же самой боли, О те же скалы рёбра ободрав. На что, на что смышлён весёлый лоцман,— Но даже он стирает пот со лба: Какую глубь еще покажет лот нам? Какую даль — подзорная труба? Суровый юнга хмурится тревожно И апельсин от грубой кожуры Освобождает так же осторожно, Как револьвер — от грубой кобуры. Мы капитаны, братья капитаны, Мы в океан дорогу протоптали, Но корабли, что следуют за нами, Не встретят в море нашего следа. Нам не пристали место или дата; Мы просто были где-то и когда-то. Но если мы от цели отступали,— Мы не были нигде и никогда. 1962

Следы

Ночь напечатала прописью Чьи-то на глине следы. Над плоскодонною пропастью Эхо — как пушечный дым. Видно, прошёл тут и шёпотом Песню пропел пилигрим; Долго стреляющим хохотом Горы смеялись над ним. Тут не отделаться дёшево, Как бы ни крался в обход: Н асмех подымут прохожего Чудища, каменный сброд! Пусть, опасаясь предательства Отзвуков, путник молчит; Стук его палки в ругательства Гулкая ночь обратит. Вижу, как ночь приближается Высохшим руслом реки, Но всё равно продолжается Песня, словам вопреки. …Где это море? — вы спросите, — Где этот пляшущий риф? Где — без морщинки, без проседи — Юный зелёный залив? Где эти заросли тесные В лунной летучей пыльце? Звери да птицы чудесные? Люди с огнём на лице? Гибкие пальцы упрямые? Чаши, цепочки с резьбой? Эхо! Не путай слова мои! — Я говорю не с тобой! Вижу, как ночь приближается Высохшим руслом реки, Но всё равно продолжается Песня, словам вопреки. Но

утешенье напрасное — Только на эхо пенять: В тёмное слово и в ясное Спрятан порыв — не понять! Слово потом разветвляется, С ним же ветвится разлад… Не оттого ль замедляется Путь между каменных гряд? Ночь напечатала прописью Чьи-то на глине следы… Над плоскодонною пропастью Эхо — как пушечный дым. В сумрак, исчерченный змеями, Русло уходит, ветвясь… В путь! Между розными звеньями Рвусь восстанавливать связь. 1962–1963

Художники

Кисть художника везде находит тропы. И, к соблазну полисменов постовых, Неизвестные художники Европы Пишут красками на хмурых мостовых. Под подошвами шагающей эпохи Спят картины, улыбаясь и грустя. Но и те, что хороши, и те, что плохи, Пропадают после первого дождя. Понапрасну горемыки живописцы Прислоняются к подножьям фонарей Близ отелей, Где всегда живут туристы — Посетители картинных галерей. Равнодушно, как платил бы за квартиру, За хороший иль плохой водопровод, Кто-то платит живописцу за картину Либо просто подаянье подает. Может, кто-то улыбнется ей от сердца? Может, кто-то пожелает ей пути? Может, крикнет: «Эй, художник! Что расселся? Убери свою картинку! Дай пройти!» Но, как молнии пронзительную вспышку, Не сложить ее ни вдоль, ни поперек, Не поднять её с земли, не взять под мышку, — Так покорно распростёртую у ног! И ничьи её ручищи не схватили, Хоть ножищи по её лицу прошли. Много раз за ту картину заплатили, Но купить её ни разу не смогли. 1962

Шарманщик

На землю падал снег, И кто-то пел о том, Как жил да был старик С шарманкой и сурком; Что он вставал чуть свет И шёл за песней вслед; О том, что на земле Шарманок больше нет. Шарманок, шарманок, Шарманок больше нет. Скажите, а зачем Шарманка вам нужна? — И сиплая совсем, И хриплая, она Скрежещет, как возок, Скрипит, как бурелом, Как флюгер, как сапог, Как дерево с дуплом!