Мягкий мир

Гвелесиани Наталья

Когда Мария снова нашла свою голову, то обнаружила себя сидящей на аккуратно застеленной угловой койке в просторной палате на шестерых. Украдкой приглядываясь к пятерым спутницам, которые хлопотали над сумками, извлекая и раскладывая со смешками по тумбочкам разные вещи и вещички, Мария попыталась угадать свое место в этой давнишней компании. Это были те самые подруги, от имени которых приходил к курносой девочке посол с грушей. По некоторым репликам Мария определила, что компания прибыли из Залайска - маленького городка, расположенного в пятидесяти километрах от их Краеугольска. И с грустью догадалась, что место ей в этой дружной компании вот какое - оно никакое!

Это так почему-то повелось в ее жизни: Мария могла нащупать какую-то роль только в свежем, еще формирующемся коллективе, где каждый голос еще сдержан и подается на равных, где не надо ничего раздвигать при помощи того человечка внутри, функция которого - работать локтями. У Марии, конечно, был такой человечек, и она вполне могла выпустить его на свободу, но причина, мешавшая ей определиться порой даже в свежей компании девочек, коренилась, по-видимому, не только в застенчивости.

Между тем время шло, и Мария чувствовала, что вот сейчас, немедленно надо как-то обозначить себя. Если молчание ее не прервется в первые минуты, то оно, возможно, не прервется никогда.

Вдруг смутно она почувствовала, что дело, отчасти, в одежде. Раскрыв молнию на все еще стоящей на коленях сумке, она раскопала среди кучи ненужных кофт, юбок и колготок любимые кофейные шорты и синюю безрукавку. Сорвав с себя небрежным движением платье, - она одевалась в платья только по торжественным случаям, поддавшись уговорам матери, - Мария с удовольствием просунула ноги в шорты и, почувствовав удвоившуюся близ паха ткань, внезапно расслабилась. Взглянув потеплевшими глазами на пятерых смешливых девочек, она подумала, что могла бы, впрочем, и полюбить их. Ей захотелось перекувырнуться в воздухе, ухватившись за спинки стоящих рядом кроватей, хотелось подхватить мячик с пола и, взобравшись на шифоньер, метнуть его в ту низенькую девчушку в очках. Она, должно быть, подхватит мяч и вернет его Марии с очаровательной улыбкой. Мария станет поочередно кидать мяч в девочек, а те - с визгом и смехом - отбиваться.

Но ничего такого не произошло. Мария просто сделала два шага вперед и сдержанно, сурово спросила своим громким, низковатым голосом:

– - Девочки, вы, наверное, из одного класса?

Все замолкли, как по команде. И самая высокая и серьезная - с фиолетовым бантом в серовато-русых волосах, ответила, стараясь не смотреть Марии в глаза:

– - Мы не из класса. Мы из двора. А классы тут разные - кто из четвертого, кто из пятого. А сестра вот - из второго, - она кивнула на рыжую девчушку в очках, которая разглядывала Марию прямо и откровенно, в то время как другие делали это украдкой.

– - Тебя как зовут?

– - Меня - Мария. А вы из Залайска?

– - Лена.

– - Даша.

– - Да, мы - залайские. А ты - краеугольская?

– - Да, я из Краеугольска.

"Ну, все. Хватит на первый раз", - сказал внутри Марии некто - тот самый, кто вечно приглядывал за ней в незнакомых местах, одергивая и тормозя порывы. И Мария, повинуясь ему, внутренне сникла. Но внешне все выглядело эффектно. Она вернулась с независимо-озабоченным видом к вещам на койке, повязала пионерский галстук и вышла на террасу. Широкоплечая и скуластая, с короткой стрижкой под пажа, с громким голосом и серьезным взглядом под чуть нахмуренными густыми бровями, Мария невольно внушала уважение как сверстникам, так и педагогам. Она поняла - место ей обеспечено. Вечное ее место постороннего, который изредка подает голос, когда к нему обращаются с вопросом. И - так же изредка - спрашивает, а, услышав ответ - исчезает...

Но, оказавшись на террасе,

по которой носилась разновозрастная детвора, большей частью еще незнакомая друг с другом, где каждый был сам по себе, Мария снова преобразилась и побежала вслед за какими-то первоклассниками, желая понять, где у террасы края.

На бегу она поравнялась с Мавродием - мальчишкой из их двора, который, видимо, прибыл со вчерашней группой. Она обрадовано толкнула его, бегущего, в спину, и тот, встрепенувшись, повернул вечно удивленное веснушчатое лицо:

– - Ма-а-рия!

Мавродий был младше на год и едва доставал Марии до плеча

Между ними существовала давняя традиция - Мария была человеком, которому Мавродий сдавал выкраденные у ребят рогатки. Мавродий ненавидел охотников и рыбаков. Сиживая иногда на дереве с молчаливой Марией и охотно болтая, Мавродий делился планами о том, как выучиться выкрадывать удочки у рыбаков, а, может быть, и ружья у охотников. Он даже выкопал яму в овраге, куда будет складывать эти ненавистные, сломанные им надвое предметы.

Вообще-то Мавродий был трусом, мальчишки вечно били его, но он до того не мог видеть, как кто-то режет дождевого червя или обрывает крылья бабочке, что кидался с ревом на мучителя, даже если это был рослый и сильный пацан. Но от усердия Мавродия червю или бабочке доставалось еще больше, и тем паче доставалось Мавродию. Поэтому он отводил душу кражами рогаток. Стянув это ненавистное приспособление, Мавродий как бы невзначай подходил к играющей во дворе Марии и передавал ей трофей из кармана - за пазуху.

Мавродий всегда шепеляво произносил одни и те же слова:

– - Сломать и выбросить.

И Мария, едва заметно усмехаясь, с достоинством кивала. Никто из воробьиных охотников ни разу не догадался о наличии у вора сообщницы.

Вот и сейчас Мавродий высунул из кармана край рогатки и, суетливо озираясь, спросил без обиняков:

– - Сломаешь? Выбросишь?

Мария привычно кивнула.

Разогнавшись, она далеко оторвалась от Мавродия. Прохладный, пропитанный хвоей воздух бил в лицо, стеклянные двери палаты мелькали, как дорожные столбы и из них выскакивали ребята и тоже куда-то мчались.

В террасе обозначился поворот и, оказавшись на боку здания, Мария увидела вдали высокую гору с желтым галстуком искусственной лыжни. На самой вершине стояли лыжники и один за другим устремлялись вниз, красиво огибали повороты и, взмыв с трамплина, плавно приземлялись на пластиковый снег.

Минут пять Мария заворожено смотрела на летящих камнями лыжников. Одновременно она высмотрела наметанным глазом лаз в сетчатой ограде лагеря и сделала отметку в памяти - отсюда можно убежать к лыжне, можно попробовать прокатиться по ней на доске.

Потом Мария вновь сорвалась с места и, оббежав здание по кругу, спустилась во двор.

Там она сделала с рогаткой Мавродия то же, что делала с рогатками всегда: бережно обтерев об майку, зарядила камешком и прицелилась. Здесь, у заднего выхода, располагалась липовая аллея, и затаившиеся от близости детского гвалта птицы походили на плоды. Целясь в них, Мария всегда так и понимала: если камешек попадет в цель, плод, вскрикнув, сорвется. Победно подхватив его, она примется "работать" над еще теплым, в пуху, комочком - любоваться окраской перьев, водить по скрюченным коготкам пальцем, и, разомкнув клюв, пристально всматриваться в горизонт таинственного рта. Так делали все мальчишки, кроме чудака Мавродия, а после, выпотрошив добычу ножиком или осколком стекла, жарили в костре на углях и торжественно уплетали с небывалым аппетитом.