Мягкий мир

Гвелесиани Наталья

И тут же она потеряла его из виду.

Горнист протяжно, грустно созывал народ к ужину. Горнист к вечеру смахивал на потускневшего розового слона, который, как может, печалится об уходящем дне.

Приглушенно гомонящая детвора, толкаясь меж звуками горна, вливалась многоцветным потоком в столовую.

Столовая была огромная, как спортзал, вся поделенная на отсеки. Найдя свой столик в отсеке "Буревестника", Мари я живо оглядела ломтики черного хлеба с ромбиками блестящего масла, которые любила доедать на ходу и, не мешкая, принялась

за шницель. Вместе с ней шницель уминали Женя, Слава и Петя. Они были не очень словоохотливые. Но на сей раз Женя сказала:

– - А у нас сегодня выселилось полпалаты.

– - И у нас, - сказал, не поднимая головы, Петя.

– - А ты видел, куда они ушли?

– - Нет.

– - А давайте, после ужина пройдем по всем этажам и поищем своих. Идет?

– - Ага, - сказала Мария.
– Поищем.

И они действительно ходили вчетвером по этажам до самого отбоя и, просовывая головы в каждую палату, посылали всем своим воздушные поцелуи. Не заглянули они только в палату Марии, так как Мария сказала самым беспечным голосом, что там теперь никто не живет. Кажется, она и сама верила в эту возможность.

Наконец хрипловатый, местами надрывный звук вечернего горна деликатно затух, а, может быть, даже удалился восвояси из здания и осел в изнеможении наземь где-нибудь за воротами. Это означало, что в коридорах больше не стоило околачиваться иначе, чем по дороге в нужник. А иначе не избежишь беседы с воспитателями.

Мария пнула дверь в родную палату и быстро, деловито вошла. Она бы все на свете отдала за то, чтобы непрошеная гостья оказалась такой же понятливой, как горнист. Кончилось его время, и он удалился за порог. И в первые секунды, покуда глаза привыкали к темноте, она так и думала - посидела ее гостья в одиночестве, пораскинула мозгами и догадалась: надо делать ноги. Вот и свет не включен.

Мария взглянула машинально в дальний угол, где из темноты вырисовывалась высокая просторная кровать, и уже сделала было шаг, как от кровати отделилась тень и тихо замерла темнеющей горкой.

Включив электричество, Мария невозмутимо прошла к соседней кровати и, взобравшись на железную спинку, хмуро, устало взглянула гостье в лицо. Она и виду не подала, что огорчена тем, как свободно расположилась та на ее кровати. Кроватей теперь не перечесть. Выбирай любую!

– - Ну, как ты тут? Все в порядке?
– спросила Мария сухо.

– - Да. Вот только... Знаешь, мне было одиноко без тебя, и я решила немного посидеть на твоей постели. Я сейчас перейду на другую.

– - Можешь не торопиться, - сказала Мария как бы невзначай.
– Я все равно сейчас буду читать.

Странное у нее было чувство. Стоящая чуть ли не навытяжку девочка с ненаходящими место руками - а она продолжала стоять, несмотря на обещание куда-то там перейти и необычайно-спокойно смотреть ей в лицо нездешним, до странности глубоким взглядом - показалась ей далекой и непонятной восковой фигурой. Марии даже стало жутковато. Наверное, такая же жуть охватывает

посетителей воскового музея, когда они видят статуи, которые ничем не отличаются от живых людей. И в то же время отличаются, еще как отличаются.

Поежившись, Мария сошла с железной спинки и принялась разбирать свою постель. Тут только восковая фигура оставила свой нахальный пост у чужой кровати и, механически повернувшись, двинулась к своей - которая отстояла, впрочем, не так далече.

Когда они уже лежали обе в пижамах, - Мария - уткнувшись в "Приключения Незнайки", а восковая фигура - на боку, на кровати через проход, положив под голову ладонь и вызывающе-трогательно пялясь в живой профиль, Света вдруг тихо сказала:

– - Слушай, а давай мы сдвинем кровати.

– - Нельзя. Здесь это не разрешается, - возразила Мария.

– - Я знаю, что нельзя. Но, по-моему, все равно можно. У нас в палате сдвигали. А если кто из взрослых заругается, ставили все по местам, а потом ночью опять... Вот, придумала. Давай сдвигать на ночь, а утром вставать пораньше и ставить, как было.

– - Что-то мне не хочется париться по утрам.

– - Зато ночью не так скучно.

– - Знаешь что, давай, перенесем это мероприятие на день-другой. Мне кажется, что у меня начинается ангина, - я не хочу тебя заразить. На вот, почитай пока книгу - это совсем не скучно.

И Мария, протянув на вытянутой руке "Незнайку на Луне", раз - другой кашлянула в надежде на то, что утром и впрямь обнаружится ангина. Поспешно спрятав руку под одеяло, она приготовилась отвернуться к стенке, но прежде отметила краем глаза, что Света, подперев ладонью щеку, медленно, рассеянно листает книгу.

– - Когда закончишь, можешь погасить свет, - сказала Мария, лежа лицом к стене.
– Смотри, в общем, сама.

Она была удовлетворена тем, как ловко ей удалось закруглить беседу.

Но из-за спины неожиданно донеслось:

– - Знаешь, я, пожалуй, тоже попробую уснуть. Извини, но мне совсем не нравятся такие книги.

– - Та-а-ак. А какие тебе нравятся книги?
– вырвалось удивленно у Марии.

– - Диккенс нравится. Ремарк... Но особенно - "Евгений Онегин"

– - Но ведь это же совсем взрослoе!

– - А у нас дома в шкафу не было детского. Родители, уходя на работу, оставляли меня с дедушкой. Он, бывало, достанет Драйзера с полки, полистает-полистает и передает мне. Так мы с ним классиков и перелопатили.

– - Подожди, а этот... Евгений Онегин тебе чем приглянулся?

– - Ну, это долгая история. Понимаешь, там есть такая героиня - Ольга - ей все время весело. Я смотрю на нее, и мне тоже иногда хочется смеяться. А ее сестра Татьяна - ужасная зануда. Совсем, как я. А я не всегда люблю похожих на себя. Ты у меня исключение. Иногда просто не выношу. А из предисловия можно подумать, что надо любить Татьяну. По-моему же, Татьяну лучше совсем никогда не любить. Вот.

– - Нда...
– только и смогла сказать Мария.