Мясная лавка
Шрифт:
Мальчишкам в школе нравится Эмили Портер (чашечки размера D) или Тиана Блейк (DD), а не я – и хорошо, у меня все равно есть Ферди, и, пока я ему нравлюсь, на остальных мне плевать.
Ох-ох. Блин, во что, интересно, надо наряжаться, когда идешь в модельное агентство? У меня нет красивых тряпок. Красивые тряпки мне не идут. Покупать-то приходится в секции «Большой рост», а иначе рукава заканчиваются чуть ниже локтя. Я выбираю сильно зауженные джинсы и футболку в черную и белую полоску, потому что Лорел говорит, что в ней я похожа на француженку, да мне и самой она кажется стильной. Ноги я пихаю все в те же облезлые и потертые конверсы.
Сбегаю
– Гляньте, а вот и наша модель. – Это Милош. Ехидный мелкий засранец.
Проходя мимо, шлепаю его по макушке.
– Мам! Ты видела? Она только что на меня напала!
– И поделом, заслужил, – улыбается мама, плюхая мне на тарелку теплый тост. – Поешь, пожалуйста.
7
Лекарство, которое помогает организму справиться с диареей, вызванной гастроэнтеритом или воспалительными заболеваниями кишечника.
– У меня явно сотрясение мозга, но ладно. – Милош ставит свою тарелку в посудомоечную машину и бежит собираться в школу. Ему еще целых две недели учиться. Сочувствую поганцу.
Намазав на тост немного нутеллы, я решаю проверить, может, мой урчащий желудок и впрямь проголодался.
– Что ты будешь пить – чай, кофе, сок? – Мама никогда не сидит на месте, порхает по кухне, как угорелый мотылек. Может, потому мы все такие худые: не умеем расслабляться.
– Лучше сок. Фу-у, а яблочного нет?
– Его Милош допил. Остался только апельсиновый.
– Мам, яблочный же был для меня! Милош нарочно его прикончил! Он его даже не любит!
Она воздевает руки вверх.
– Выйду сегодня, куплю еще.
– А папа где?
Вторая дверь, ведущая из кухни в наш маленький садик, открыта, и я решаю, что папа завтракает там. День снова выдался солнечный. Все говорят, что это – самый жаркий июнь в истории.
– Он уже ушел.
– Ой. А я думала, он с нами…
– Нет, у него сегодня утренняя смена. – Папа водит поезда метро на линии Бейкерлоо. Блин. По крайней мере, он на моей стороне. На самом деле. – Яна. Ты уверена, что хочешь этого?
Я закатываю глаза и делаю большой глоток апельсинового сока.
– Уф, он еще и с мякотью? Блин, почему ты всегда…
– Яна Катарина! – Ну, началось… Так я и знала.
Я вздыхаю.
– Папа согласен…
– Дело не в папе. Сама ты что думаешь?
– Думаю… – Я медленно тяну каждое слово, потому что мама никогда ничего не забывает и потом использует все, что я сболтну, как улику против меня же. – Думаю, что стоит сходить туда и послушать, что они скажут. Ты же не против?
Мама поджимает губы и кривится, как будто у нее лимон во рту. Так она всегда показывает, что НЕДОВОЛЬНА.
– Мам?
– Я считаю, что если уж ты хочешь стать моделью, можешь стать ею через два года, когда окончишь школу.
Нет, мама не врубается. Обычно я затыкаюсь и держу язык за зубами, но сейчас-то другое дело. Не то что тогда, когда мне в двенадцать лет приспичило учиться играть на виолончели – чистая глупость. Хотя в чем-то она права. Не могу сказать, что с детства только и мечтала об
– Мам. Ну что такого-то? И потом, вдруг это – единственная возможность? Что, если я сейчас откажусь, а потом не получится – и выйдет пшик? Может, я должна именно сейчас держаться за шанс двумя руками, чтобы не упустить его? Может, через два года уже никому не буду нужна! И всю жизнь потом проведу, сожалея о том, что могло бы случиться? Не хочу я умереть с мыслью, что не воспользовалась шансом. А проверить все это можно только одним способом.
Мама улыбается.
– Знаешь, в чем твоя проблема? – Она нежно стискивает пальцами мой подбородок. – Ты слишком умная. – Я смеюсь, а мама, отвернувшись, продолжает загружать посудомоечную машину. – Твой дедушка мне всегда так говорил.
Она очень, просто очень редко рассказывает о бабушке и дедушке. Мы с Милошем знаем, что лучше не приставать с расспросами: это из-за войны.
Я заканчиваю завтрак, запихивая в рот оставшуюся половину тоста.
– Может, я еще им не подойду, – говорю я. – Может, этот Том Карви на солнце перегрелся, вот и увязался за мной.
Я бы, кстати, не удивилась: все-таки на голове у него была вязаная шапка – и это в двадцать пять градусов жары.
От Клэпхема до Оксфорд-стрит ехать недалеко. После завтрака я успеваю еще почистить зубы и сбегать в туалет (где меня пронесло на нервной почве), затем мы с мамой бежим к метро, срезав путь через Уинстенли Эстейт. Мама рассказывала, что, когда они с папой впервые приехали в Англию, этот район был огорожен и охранялся полицией, потому что недели не проходило, чтобы там кого-то не зарезали или не застрелили. Сейчас – хотя на вид кварталы по-прежнему страшны, как смертный грех, – жить в них, по-моему, неплохо: много зелени, детская площадка с качелями и горками, по обочинам дорог растут деревья, а когда проходишь мимо карибского кафе, оттуда всегда пахнет курицей по-ямайски. Что может быть лучше?
Мы садимся в наземное метро до Воксхолла, а там пересаживаемся на линию Виктория. Я так нервничаю, что даже не играю на мобильнике, а просто смотрю в окно, пока мама листает «Метро». Маме не нравится, когда мы ездим в центр одни (даже если с нами Лорел, или Саба, или Ферди, или Робин), потому что боится террористов и убийц – и все равно я могу доехать до Большого Топшопа с закрытыми глазами. А сама мама, даже прожив здесь столько лет, толком Лондона не знает. Говорит, он ее выбивает из колеи. И до сих пор иногда заговаривает о том, чтобы «поехать домой». А я другого дома не знаю.
Мама уже много раз разговаривала по телефону с Томом, и он дал нам такие подробные инструкции, как добраться до агентства, что и идиот не заблудился бы; хотя гугл-карты справляются ничуть не хуже. Вообще, Тому пришлось долго уламывать маму, пока она, наконец, согласилась, чтобы я поехала на встречу: по-моему, она боится, что меня продадут в сексуальное рабство или что-то подобное. И только фраза: «Миссис Новак, мы – представители Клары Киз» – убедила ее, что там сидят не преступники. Про Клару даже моя мамочка слышала. Еще бы не слышать: она ведь из нашего квартала. По крайней мере, жила в нем когда-то давно.