Мясник
Шрифт:
— Смешно, да, смешно… Человек надежный рассказал. И дальше не хихикай, дитя, правда это. Мало кто знает об этом, но правда. Может он и на подозрении где, только вряд ли, да и дальше этого дело не пойдет. Баскаковского человека никто сажать не будет, пока Баскаков сам того не захочет.
— Боже мой, Женюра, да ты и вправду испугался! — изумляюсь я. — Да ладно, ладно, больше такого не повторится, обещаю. Просто подобные отморозки уже достали! Перестань, ничего он мне не сделает — что ж он, совсем дурак — за такую бытовуху цепляться, коли по серьезному работает?
Я тепло улыбаюсь, тронутая Женькиной заботой — испугался-то он за меня, а это, конечно, приятно. Я протягиваю руку
— Не надо, — смеется он, — не надо выставлять перед старым лисом его же собственные ловушки, это, в конце концов, нечестно. Господи, посмотришь — такое милое, очаровательное дите… Ладно, забыли про монаха — едем к нашим, бросим взгляд на этих гнусных индивидуумов!
В знак согласия я целую его в нос и мы в обнимку идем туда, где ждет нас с сумками мрачный, вновь совершенно самодостаточный и слегка заиндевевший Артефакт. На ходу я, не выдержав, оборачиваюсь — один раз. Баскаков со своей свитой стоит на том же месте, и Схимник так же невозмутимо возвышается за его спиной, но отсюда мне уже не видно, куда он смотрит. Я вспоминаю странное неуютное ощущение темного холода, накрывшее меня на секунду. Убийца? Возможно. Если уж по теории Ломброзо, так на все двести процентов. Может, над этим и стоило бы задуматься, но вскоре происшествие превращается всего лишь в незначительный вокзальный эпизод, который на подъезде к «Пандоре» и вовсе исчезает где-то в памяти, заслоненный более важными вещами.
«Пандора» существует в Волжанске на вполне официальных правах и даже на вывеске ее честно написано: Пандора. Это небольшой магазинчик офисной техники, каких в Волжанске пруд пруди, — обычный стандартный магазинчик. «Пандора» уютно устроилась на первом этаже длинного серого дома по улице Савушкина, усаженной гигантскими, как и во всем Волжанске, тополями, и соседствует с медучилищем и магазином «Мелодия». Место неплохое, и «Пандора» нередко имеет прибыль не только с нашей шпионской деятельности. Единственное, что мне не нравится в ее расположении, так это близость Коммунистической набережной, где я когда-то жила. Слава богу, в «Пандоре» я бываю не так уж часто.
Отпустив машину, мы неторопливо идем к крыльцу магазина. Всем, кто хочет попасть в «Пандору», вначале приходится подняться по пяти ступенькам узкой и очень крутой лестницы со слегка пошатывающимися перилами и юркнуть в дверной проем. Летом дверь открыта настежь, но в это время года ее придется открывать самому, и тогда приветливо звякнет подвешенное к потолку сооружение из колокольчиков и латунных дельфинов. Войдя, посетители оказываются в узком коридоре — белые блестящие стены заплетены искусственными лианами, среди которых примостились несколько китайских шелковых картин. Пройдя по коридору, посетители поворачивают направо и оказываются в большом помещении, где стоят столы, несколько компьютеров, витрины с комплектующими, сопутствующими товарами и мобильными телефонами, образцы офисной мебели — в общем, все, что обычно можно увидеть в подобных магазинчиках. Оргтехническую обстановку оживляют три пальмы трахикарпус в красивых кадках и большой аквариум, в котором среди пушистой зелени и компрессорных пузырьков с величественным и надменным видом плавают любимцы и гордость пандорийцев — голубые дискусы. Ну и конечно, помимо все-го этого, в магазине присутствует оседлый персонал «Пандоры», а также те, кто сейчас не в командировке и зашел поболтать или по делу.
Женька останавливается в дверном проеме так резко, что я стукаюсь носом о его спину, ставит сумку на пол и кричит, потрясая над головой сцепленными руками:
— Хэй, пацаки!!! Всем
— Босс приехал! — вопит Максим Пашков по прозвищу Мэд-Мэкс, то есть «Безумный Макс», и выскакивает из-за компьютера. Он и еще несколько человек — из старой гвардии тех времен, когда «Пандора» была суверенной, и Женьку они по-прежнему воспринимают как босса, а ЭнВэ в качестве начальника не признают даже как гипотезу, что, разумеется, не улучшает их отношений.
В течение следующих десяти минут нас обнимают, трясут, расспрашивают и всячески приветствуют, и в «Пандоре» царят визг, смех и возбужденные радостные голоса, словно в школе первого сентября перед линейкой. Только двое человек остаются сидеть на своих местах. Это Николай Иванович Мачук, которому уже за сорок и поэтому он считает ниже своего достоинства принимать участие в подобных телячьих играх, но видеть он нас рад, и это заметно по его улыбке. Второй же, молодой и рыжий, сидит спиной и даже не думает поворачиваться. Нас с Женькой он терпеть не может. Он работает в «Пандоре» уже около года, и никто толком и не помнит, что его имя Олег Фомин, — с легкой руки Женьки, отличающегося редкой сердечностью и тактом, все зовут его Гришка Котошихин, хотя от силы половина толком знает, кто это такой был — просто понравилось прозвище. Объяснить же его несложно — до своего прихода в «Пандору» Гришка, простите, Олег сменил не один десяток фирм, где не столько работал, сколько отчаянно стучал на всех и вся всем и вся, и из последней вышел с нелестным прозвищем «Ополосок», какое мы, люди интеллигентные, принять не могли. Не один раз Женька пытался от него избавиться, но это невозможно — Фомин — племянник ЭнВэ.
Когда приветственные крики стихают, помада с моих губ исчезает и неравномерно распределяется по лицам встречающих, и пандорийцы остывают до такой степени, что с ними уже можно нормально общаться, Женька плюхается на стул и говорит, отдуваясь:
— Все, ребята, тихо, тихо, устали мы до черта! Все завтра, завтра — ресторан завтра, а сейчас нужно делом заняться — я из машины ЭнВэ уже позвонил — сейчас прилетит, старый филин. Витек, выдайка работку Султану.
Я послушно отдаю пачку дискет черноволосому красавцу, который мгновенно подъезжает ко мне на своем вертящемся полукресле.
— На, дарю безвозмездно — черная база, белая база и прочие глупости.
— Сейчас открою, — сообщает Иван Заир-Бек, отталкивается ногой от стола Мачука и уезжает обратно. Ваньке двадцать лет, и во всем, что касается компьютеров, он бог. Во всем, что касается женщин, тоже — у него никогда не бывает меньше пятнадцати любовниц одновременно, и уже не раз на арене маленькой «Пандоры» разыгрывались такие любовные бои, что страсти Антония и Клеопатры показались бы в сравнении просто лепетом двух малышей в песочнице. Оскорбленные мужья пытаются изловить его постоянно, ибо Иван каждую красивую женщину в объятиях другого воспринимает как личное для себя оскорбление и по мере сил ситуацию исправляет. Иногда это сильно мешает его работе, и Женька уже не раз грозился сделать из Султана евнуха и отправить в подпевку Покровского собора.
— А как наши малютки? — спрашиваю я, подхожу к аквариуму и сажусь рядом, и волнистое голубое с нежно-кофейным блюдце подплывает вплотную к стеклу и внимательно смотрит на меня большим выразительным глазом, чуть пошевеливая перистыми брюшными плавниками. Я легко стучу ногтем по стеклу, и подплывает второй дискус, и оба они надменно разглядывают меня, словно потревоженная королевская чета. — Как вы тут без меня жили? Эти лентяи вовремя вас кормили? А яичко они вам крошили? А говядинку? Не заморозили они вас тут?