Мясник
Шрифт:
— А вдруг получится даун? — улыбался Харитон.
— Это его проблемы. Значит, он и есть даун. И никаким костюмом с депутатским значком, никакой президентской клятвой этого не скроешь… Ты пойми, Володя, «Ди-Кси» — это только первый шаг. А там такое впереди… — И Плеханов начинал увлеченно рассказывать о том, что ожидает человечество, если он, профессор Плеханов, доведет до конца свой эксперимент…
Харитон неприязненно взглянул на Друга.
Ишь, сидит, нахохлился! Эксперимент, мать его через колено,
358
— Ладно, — стряхнул с себя оцепенение Плеханов. — Ближе к телу, как говорил Мопассан…
— Уж так и Мопассан?
— Да какая разница. Так что мы имеем на сегодня? — деловито спросил Плеханов.
— Трупы, — мрачно ответил Харитон.
— Вижу, что не бабочки… Только, давай серьезно, Володя. Договорились?.. Вот и замечательно. Поехали!.. Сколько трупов?
— Пока нашли четыре.
— Почему вы думаете, что это именно его?
— Экспертиза, мать ее, и прочая мура!
— Не кипятись, Володя… Допустим. Эксперимент, который вышел из-под контроля, продолжает оставаться экспериментом… Кстати, а где был контроль в это время?
— Ребята его и обнаружили. Илья, ты пойми, если кто-нибудь узнает, с нас не головы снимут, а кое-что похуже сделают! Ты это понимаешь?!
— Не ори! — прикрикнул на него Плеханов. — Сядь! Возьми себя в руки. Инъекций больше нет — в Хлынова было введено все.
— Все?
— Все, — соврал Плеханов, утаив, что еще одна порция драгоценной инъекции спрятана у него. Так, на всякий случай…
— Вдруг обнаружат, что мы над ним проделывали?
— Кто? Это во-первых. А во-вторых,
как? «Ди-Кси» нельзя обнаружить в крови. ЭГо не СПИД, не холера…
— Но…
— Никаких «но»! Идем дальше… Кто посвящен в операцию?
— Ты и я. Остальные — «шестерки», ничего толком не знают. Ребята из-под «крыши» Семена Безрукова… Наши деятели создали несколько подобных контор по Москве. В виде частных агентств…
— Подробности меня не интересуют! Главное — Хлынов… — Плеханов задумался.
Возникла пауза.
— Что же делать? — не мог успокоиться Харитон.
— Ни-че-го, — медленно произнес Плеханов.
— Что?!
— Самое умное в данной ситуации — ничего особенного не предпринимать. — Он вдруг просиял. — А ведь, знаешь, что случилось, Володя? «Ди-Кси» живет. Живет! Он существует. Он воздействует. Значит, я был прав…
Сейчас профессор Плеханов напоминал сумасшедшего, как бы это банально пи звучало, счастливого безумца.
— Как это ничего не делать? — переспросил Харитон, как бы не замечая ликования Ильи.
— А что такого особенного произошло? — напустил на себя равнодушие Плеханов. — Может быть, мы с тобой вывели
новую породу человека. Так сказать, санитара города. Робокоп-1996!..
— Кончай юродствовать.
— Я
— Уже, — вяло откликнулся Харитон.
— Что?
— Уже собирают.
— И в чем же дело? — не понял Плеханов.
— Дело в Хлынове. Как с ним быть? Он ведь маньяк…
— А ты знаешь, что такое маньяк?
— Пошел ты!..
— Нет, я серьезно. Маньяк! — возмущенно повторил Плеханов. — И ты — маньяк, и я — маньяк… А уж какой-нибудь там президент, тот такой маньяк, что нам и не снилось!.. Надо быть поосторожнее со словами. С такими вот характеристиками.
— Ты его оправдываешь?
— Нет. Мне на это наплевать. Я хочу довершить начатое. Да, я его породил. И выпустил в мир. Ты за ним следил… В некотором смысле мы его родители. Но мы не должны ему помогать. Эксперимент должен протекать без вмешательства. Пусть живет как живет…
— Его поймают, я не смогу тут ничего сделать!
— Ну и что? Значит, эксперимент пойдет дальше. В камере. В тюрьме. В зоне.
— А если его убьют?
— Его не должны убить, Володя, — очень тихо и внятно произнес Плеханов. — Для этого ты и существуешь. Это человек твоего ведомства — тебе, как говорится, и карты в руки…
Глава седьмая
В течение двух следующих дней были ограблены еще две сберкассы.
Легко, без напряжения. Даже Генка удивлялся тому, как просто им удавались эти лихие набеги, о которых он только мечтал у себя в Горске. Не раз он ловил себя на том, что подолгу с восхищением смотрит на Чуму — теперь он ее называл только так, и никак иначе — и вслух, и про себя.
Даже пацаны такие встречаются редко, говорил он себе, а чтобы девчонка! Кажется, для нее вообще не существовало такого, чего она не могла, не попробовала бы. А про постель вообще нечего говорить — таких баб у Генки не было никогда.
Любовь, что ли? — с изумлением спрашивал себя Генка. Вот уж не думал, не гадал. Чтоб какая-то телка, пусть самая крутая, самая центровая, заставит его, Генкино, сердце биться с перебоями, — вот чего, думал он, никогда не произойдет.
Произошло. Странная штука. Генка постоянно думал о Чуме, ежечасно, ежеминутно. И что совсем его удивляло и даже злило, так это то, что он все время вроде бы ' спрашивал самого себя: а как я выгляжу в ее глазах, ничего? Или: какой я молодец, Чуме это понравилось бы. Какой я крутой, и Чума, сука, наверное, гордится мной. И вообще у меня все круто, а главное, телка у меня такая, что никому мало не покажется!