Мясной Бор
Шрифт:
— Не жалуюсь, товарищ батальонный комиссар. У нас на Острове получше было с харчами. Кое-что у немчуры добывали. Разведчики в поиск за ихней жратвой ходили…
— Хорошо пристроился, Дружинин, — усмехнулся комдив. — А нам от пушек никуда не отойти. Возле них и помирать положено. Одно слово — «Прощай, Родина!». Ну ты иди, пообщайся с народом.
Анатолий, узнав, что земляк его, лейтенант Найденов, жив и здоров, отправился к нему на огневую позицию. Найденов — веселый парень, балагур, с таким служить — милое дело. Истребление танков — опасное занятие, можно сказать, смертельное,
— Как живется, друзья? — спросил Анатолий у бойцов расчета.
— Не спрашивай, земляк, — вздохнул, озорно подмигивая, лейтенант. — Жизнь хороша, как сказка, смерть в ней развязка, гроб — коляска, спокойна, нетряска… Садись и святым молись!
Бойцы оживились. Среди них политрук заметил новичков, спросил одного, как с рационом в батарее.
— Пока терпим, — улыбнулся тот, сообщив, что зовут его Василием, а по фамилии он будет Минаев. — Вот без курева — ухи аж пухнут, это точно. Пробовали и мох смолить, и березовые листья. Горло дерет, кашель саднит, слезу вышибает, глаза на лоб лезут. Такую гадость да на голодный желудок… Тьфу! Может, вы, товарищ политрук, позычите нам на пару затяжек, тогда и веселее будет.
— А как насчет маршанской махорочки, друг Минаев? — спросил
Дружинин, доставая кисет.
— Да мы о такой прелести и мечтать не смели! — ахнул красноармеец.
Остальные сдержанно загомонили, придвинулись ближе.
— Где же, земляк, такие пайки ныне дают? — спросил лейтенант Найденов, сворачивая самокрутку.
— Дают… Держи карман. Вчера по дороге купил у некурящего связиста. Суточный паек сухарей и всю получку за февраль пришлось ему отдать. Курите, ребята, не стесняйтесь… Живы будем — разживемся папиросами «Дюбек».
— От которых черт убег? — подхватил Минаев, и Дружинин понял: парень утвердился в батарее как острослов, надо к нему присмотреться.
Таких заводил, если стержень у него твердый, надо потихоньку продвигать и в политбойцы, и в младшие командиры.
— Ах ты, божья травка, христовый табачок! — воскликнул Минаев, затягиваясь дымом. — Теперь и завтрак будет в самый раз.
Над костром висели чайник и небольшое ведерко.
— Воду жарите? — спросил политрук.
— Обычно сухарь в кипятке распускаем, — ответил командир орудия, сержант Ряховский, уралец из Невьянска, с ним Анатолий в тридцать девятом году был в учебном артдивизионе. — Еловый навар опять же идет с сосновым настоем. Но сегодня у нас пир: завтрак с мясом. Дай-ка, Вася, фанерку.
Ряховский вытащил из-за голенища алюминиевую ложку, сполоснул водой из чайника, опустил в ведерко и выловил тушку ежа.
— А бульон, ребята, оставим, — сказал он. — В обед и ужин мучной суп на нем сварим.
Мясо ежа Ряховский аккуратно разделил на фанерке и по кусочку опустил каждому бойцу в кружку с кипятком.
— Ваша доля, товарищ политрук, — протянул Минаев кружку политруку.
Тот понял, что отказываться нельзя: от души предлагают.
— Еще б и посолить, — с аппетитом жевал ежатину Василий, — цены б этой свининке не было!
Уже несколько
— Погодите, — остановил политрука незнакомый ему красноармеец. — Сейчас еще десерт будет… Опять же витамин.
Он поднял с земли каску, в ней была прошлогодняя клюква, и положил в кружку с десяток ягод.
— Доедаем, — пояснил лейтенант Найденов. — Насобирали ведро на проталине, пока болота не раскисли. Теперь туда не пройти. Добавляем в рацион, авось цингу обманем.
Едва допили кипяток, начала бить дальнобойная артиллерия немцев. Снаряды, буровя с шипеньем воздух, проносились над головами и бухали в тылу, на дороге к Мясному Бору.
— Пойду, — сказал Дружинин. — Спасибо за угощение.
— В соседней батарее вчера взрывом барсука из земли вывернуло, — сообщил Ряховский. — Вот это был стол! А у нас только маленький поросенок…
Он поднялся, отряхнул видавшую виды шинель и оглушительно рявкнул:
— Подъем! Кончай ночевать… Расчету приступить к профилактике материальной части!
Лейтенант Найденов сказал:
— Провожу тебя немного.
Отошли от позиции, командир подал политруку листок:
— Заявление написал… Если достоин, хочу воевать коммунистом. А эти бумаги от моих ребят. Вася Минаев и Сережа Харламов в комсомол просятся.
— Просятся только на горшок, — поправил лейтенанта Анатолий. — Ну ладно, не дергайся… Примем тебя в партию, а ребят твоих в комсомол. Тебе сам рекомендацию напишу… А к Минаеву ты присмотрись. Хороший сержант из него выйдет.
Заглянул на соседнюю батарею, там уже позавтракали, чем — Дружинин не уточнял, и вовсю отрабатывали действия у орудия, натаскивали новичков. Солнце пряталось за лесом, когда политрук отправился к штабу дивизиона. По пути встретил старшего лейтенанта Чумакова, помощника начальника штаба, туда его назначили, пока Анатолия не было здесь. Вид у Чумакова был озабоченный, взгляд отсутствующий. Шел медленно, прихрамывал, ноги передвигал с трудом.
— Заболел? — участливо спросил Дружинин.
— Голова кружится, да и коробит всего… Иду с позиции сержанта Горбачева. Насмотрелся на бойцов — душу от жалости воротит. Истощали, ослабли, пухнут с голода. Увидели меня — повеселели, вдруг сообщу новости какие. А чем я их порадую? Дорога работает только ночью, снабжение ухудшается… Был недавно в Мясном Бору, насмотрелся на эту Долину Смерти. Горы разбитой техники, каша из перемолотых трупов. Об этом, что ли, говорить бойцам?
Дружинин сразу и не нашелся, что ответить помначштаба.
— Верно, — подбирая слова, заговорил он, — дела у нас не ахти… Как говаривал старшина в «учебке»: хреновата ваша вата, наша чище и белей. Надо, видимо, на стратегическую важность нашего сидения в болотах нажимать, я так думаю. Да, мы не прорвались с ходу к Ленинграду, силенок не хватило. Но немца-то держим! Ему-то в Питер никак не сунуться, пока мы на хвосте его сидим.
— А то я сам не понимаю, политрук, — сказал Чумаков. — Мне пропаганду разводить не надо.
Некоторое время шли молча. Потом Чумаков остановил Дружинина, тронув его за рукав.