Мятая конфетка
Шрифт:
— Может, сердечный приступ? — с надеждой спросил медика опер.
— А и может, — не задумываясь, обдал вчерашним выхлопом Живобегова эскулап, — подробности после вскрытия. А так как у меня нынче руки дрожат, значит — после опохмелки.
— Опять ты, Жаднотрупов! Тебя с работы выгонят скоро, — возмутился опер.
— Не выгонят, — уверенно ответил судмедэксперт, — дураков то не так много — ночами не спать, вскакивать по первому зову! Нет, меня не выгонят, не переживай. Так что, часа через три-четыре подъезжай.
— Ладно, можно подумать, у нас легче, — ответил оперуполномоченный, — иди уже, похмеляйся. Жорик, — закричал он криминалисту, —
— Да ладно вам, не впервой, не забуду, посмотрю, — ответил молодой человек в толстых, двояковыпуклых очках, — и что вам может напомнить отпечаток?
— Вспомнил, — вскочил Живобегов, — дела: шестьдесят шесть, триста двенадцать и четыреста один! Точно, отпечаток оттуда! Сравни!
— Хорошо, — лениво ответил криминалист, снимая отпечаток кроссовки и недовольно бурча себе под нос, — мало ли отпечатков на дороге, все сравнивать, что ли?
Живобегов не слушал. Осмотр завершили, труп увезли, вещдоки упаковали. Наконец, о происшествии на остановке напоминал только меловой абрис на земле. Время поползло медленно, началась обычная рутина. Оперуполномоченный, пока собирались данные, обследовались вещдоки, похмелялся судебный медик, взялся изучать тома с происшествиями на автобусной остановке уголовного дела под условным названием "Субботние убийства". Он изучал это дело тщательно, штудировал каждый день, стремясь поймать ниточку логики маньяка.
В полдень в кабинет оперуполномоченного вбежал удивленный криминалист:
— Товарищ Живобегов, — орал он, — вы только взгляните, что здесь! Это такой редкий яд — куркурносики пурпурно-продырявленной!
— Где?
— Да в бутылке с места происшествия! И пальчики четкие. В картотеке нет. Надо сравнить с пальцами трупа.
— Значит, все-таки криминал, яд он использовал пятнадцать раз. Хотя, растительный всего три — дело номер семь, двести двадцать два и пятьсот четыре, — грустно сказал Живобегов, — смотайся, сравни.
— Да, и кроссовок точно тот! Я посмотрел. Стал несколько более потертым, но это — он!
Через полчаса Живобегов, оторвавшись от изучения отобранных им томов, ничего не понимая, слушал перепуганные всхлипывания криминалиста в трубке:
— Трупа нет!
— Как нет?
— Украли или сбежал! Сбежал! Понимаете, сбежал он!
— А медики что говорят?
— Да ничего, Жаднотрупов, как обычно, лыка не вяжет. В синьку пьян, санитары трезвее, конечно, у них так пить здоровья не хватит, но тоже ничего не помнят. Тихо, говорят, было. Вот только один халат медицинский пропал. И все!
— Но как, как это может быть? — удивлялся Живобегов.
— Я думаю, — размышлял в трубке Жорик, — убийца не рассчитал дозу. Там если не хватает до летального исхода, наступает летаргический сон, а в холоде яд куркурносики пурпурно-продырявленной распадается быстро, окрашивая ткани в сине-зеленый цвет. Вот наш труп и очнулся в холодильнике, вылез, халаты у двери висят, натянул и ушел.
— Как он мог уйти голый?
— Да не голый, в халате ушел. Кстати, отпечаток его кроссовок.
— Как его? Зачем убийце было переобувать труп в свои кроссовки?! Путает следы! Хитрый, черт! — возмутился оперуполномоченный и добавил, — ладно, сейчас участкового пришлю, пусть там осмотрится, народ поспрошает, возвращайся, работы полно. Хорошо, что Жаднотрупов переопохмелился, а то бы и вскрыл! Представляешь, распахивает грудную
— Ага, — поддержал Жорик, — или черепушку открыл, а там мозг думает, и труп из холодильника, а внутри — теплый!
Живобегов надолго задумался: "Как это — увидеть, как мозг думает?"
Оперуполномоченный Живобегов в свободное от основной работы время изучал очередной триста семьдесят второй том "Субботних убийств". Хотя эти преступления внезапно оборвались несколько лет назад, дело в архив не сдавали и многотомный висяк оставался на совести отдела. Живобегов с ужасом вспоминал последний допрос по этой кровавой серии. Допрашивали единственного свидетеля, таксиста Жлобчикова. Допрос проходил в присутствии лечащего врача в отделении для тихо помешанных городской психиатрической больницы, куда таксист приехал сам. Он странно озирался и говорил, что к нему в машину сел труп в грязном и порванном медицинском халате; с привязанной грязным бинтом к большому пальцу левой ноги биркой; с надписью зеленкой на наружной поверхности правого бедра: "Неизвестный" и какой-то датой. Дату таксист не помнил: все цифры свелись в одну — восемь. Почему восемь не понял никто. Куда отвез труп, тоже не помнил, но утверждал, что труп был сине-зеленого цвета. С тех пор Жлобчиков и поселился навсегда в психбольнице. Оперуполномоченный закрыл очередной том, опять не найдя ни единой зацепки.
В кафе на берегу теплого южного моря в белом льняном костюме, белой широкополой шляпе, дорогих солнечных очках, потягивая коньячок, сидел сеньор Степановски. Каждый день у него был строго расписан: по воскресеньям он ходил в оперу, по понедельникам и вторникам — в церковь, в среду он писал стихи, в четверг и пятницу изучал всяческую прессу, кроме страниц с объявлениями, в субботу — отдыхал. Все в округе знали, что он русский эмигрант, и только сам Степановски тщательно это скрывал даже от себя. Сеньор в белом мечтательно смотрел на паруса яхт, уходящих за горизонт, на чаек, вспарывающих небеса и волны. В его жизни наступил покой. Вдруг он вздрогнул, утопил голову в плечи и осторожно оглянулся назад.
Приятного вида женщина и мальчик младшего школьного возраста усаживались за соседний столик, причем мальчик увлеченно рассказывал:
— Мама, представляешь, тот выскочил, в обеих руках по пистолю, "Пиф, паф", Столб падает, как подкошенный, выскакивает другой, тот снова стреляет, "Пиф, паф"…
Сеньор Степановски достал бумажник, положил купюру под чашку с недопитым кофе и медленно удалился. Уже около поворота в нужный переулок, оглянулся: пара сидела на своем месте, мальчик увлеченно продолжал рассказывать, размахивая руками, мама весело хохотала. Дальше сеньор Степановски уже бежал. В окна выглядывали удивленные знакомые: бежал самый богатый и респектабельный житель их города. Через полчаса Степановски, обсудив продажу дома и прочие неотложные дела со своим адвокатом, садился в самолет. "За океан, — думал он, — там заказчик не достанет!"
Это был первый и последний заказ, который за всю свою трудовую деятельность не выполнил наемный убийца. Тогда он случайно ошибся в расчетах. А исправлять ничего не хотел. Его смущал гонорар. В багаже в серебряной шкатулочке лежала одинокая мятая конфетка в выцветшем фантике.
01.08.2010