Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический»
Шрифт:
Увидев действия мятежного броненосца, Вишневецкий поднял сигнал о повороте эскадры «все вдруг» на 16 румбов, чтобы перерыть путь снявшемуся с якоря «Потемкину». На флагманском «Трех Святителях», оказавшемся после поворота концевым, пробили боевую тревогу. Затем отряд Вишневецкого сделал поворот на восемь румбов и строем фронта, увлекая за собой «Потемкин», начал отходить в открытое море курсом зюйд-ост 41o. Расчет Вишневецкого был, в общем-то, грамотным — увести подальше мятежный броненосец от мятежного города и там постараться подавить бунт. Однако около девяти часов утра «Потемкин» внезапно повернул обратно и вернулся на рейд. Впоследствии участники мятежа объяснили этот отход боязнью плавающих мин.
По воспоминаниям участников мятежа, первая проба сил с правительственными кораблями вызвала определенную уверенность даже в тех, кто сомневался в правильности происходящего.
Телеграмма
Тем временем спустя каких-то полтора часа отходивший на зюйд-ост отряд Вишневецкого обнаружил приближающиеся корабли контр-адмирала Кригера. Выйдя из Севастополя, отряд Кригера прошел мимо Тендровской косы спустя пять часов после ухода оттуда Вишневецкого. Вице-адмирал слышал радиопереговоры своего младшего флагмана с «Потемкиным». Еще через час эскадра соединилась. На флагманском «Ростиславе» состоялось совещание адмиралов с участием прокурора севастопольского военно-морского суда полковника Александрова. Ситуация была для вице-адмирала Кригера непроста. Он не только должен был прекратить мятеж на «Потемкине», но и сделать все возможное для того, чтобы сохранить этот новейший броненосец для и так донельзя ослабленного Порт-Артуром и Цусимой российского флота. Задача, прямо скажем, не из легких! Кригер заслушал Вишневецкого о его рейде к Одессе и запросил командиров о настроении команд. На совете решено было еще раз попытаться склонить «Потемкин» к сдаче.
В 10 часов 50 минут на «Потемкин» передается радиограмма с предложением прислать представителей на переговоры. Ответа с мятежного броненосца не последовало. В 11 часов в строю двойного фронта эскадра направилась на одесский рейд. Теперь в ее составе были уже пять броненосцев: «Ростислав» (флаг вице-адмирала Кригера), «Три Святителя» (флаг контр-адмирала Вишевецкого), «Георгий Победоносец», «Синоп» и «Двенадцать Апостолов». Во второй линии шли минный крейсер «Казарский», эскадренные миноносцы «Строгий», «Свирепый» и четыре номерных миноносца, Вишневецкий отправил на «Потемкин» радиограмму: «В доказательство вашей искренности пришлите уполномоченных от команды на “Три Святителя” для мирных переговоров, ручаюсь их безопасность. Мы идем Одессу. Адмирал Вишневецкий».
У историков последующие события получили даже собственную формулировку. Встречу «Потемкина» с Черноморской эскадрой почему-то принято именовать «немым боем», хотя в реальности никакого боя так и не произошло, зато шума и криков было предостаточно.
В 12 часов 5 минут «Потемкин» снова снимается с якоря. В 12 часов 20 минут «Потемкин» сближается с эскадрой и поднимает сигнал с требованием прибыть к ним для переговоров командующему флагом Затем сигнальщики передали на «Ростислав» приказание застопорить на эскадре машины, а после ответного приказания «Потемкину» стать на якорь такой же сигнале позывными эскадры поднимается и на «Потемкине». Заметим, что полученные радиограммы на «Потемкине» до команды не доводились и решения по ним принимались исключительно троицей вожаков «товарищем Кириллом», Фельдманом и Матюшенко. Затем «Потемкин» начинает поворачивать свой форштевень прямо на «Ростислав». Это все те же «товарищ Кирилл», Фельдман и Матюшенко решили поиграть чужими жизнями. На «Ростиславе» проявляют завидную выдержку. Флагман Кригера остается на прежнем курсе, и с него по-прежнему требуют от мятежников встать на якорь. С «Ростиславом» «Потемкин» прошел так близко, что на нем слышали, как с мятежного броненосца кричали: «Снимай погонников!»
Некий свидетель из матросов пишет: «А “Потемкин” гордо, смело, величественно идет между нами, не спуская пушек с намеченной цели. Вот он стал направлять свою большую 12-дюймовую пушку на мостик, где куча офицеров, онемев от ужаса, стоит не шелохнувшись; увидав же, что на них целятся, они, как стадо скотов, шарахнулись, кто куда попало»… Данное свидетельство — полный бред. На встречных курсах и на приличной дистанции совершенно невозможно определить, куда именно целит то или иное орудие. Кроме этого офицеры просто не могли стоять,
В это время в боевой рубке «Потемкина» начинается паника. Официально считается, что якобы дотоле безучастный ко всему прапорщик Алексеев «бросается к машинному телеграфу, и “Потемкин”, уклоняясь от “Ростислава”, входит в интервал между ним и броненосцем “Три Святителя”». Однако такое утверждение вряд ли соответствует истине. Во-первых, с помощью машинного телеграфа можно изменить лишь скорость хода корабля, причем на таком большом корабле, как «Потемкин», это происходит далеко не сразу, так как сила инерции весьма велика. Курс же корабля изменяется поворотом штурвала, к которому, надо понимать, Алексеев почему-то не бросился. А ведь это был самый эффективный способ уберечь броненосец от столкновения! На руле, кстати, в это время стоял почему-то не штатный рулевой, а трюмный механик поручик Коваленко. Это тоже весьма странно. Получается, что мятежники не доверяли штатным рулевым матросам? Да и какой из трюмного механика рулевой? Забегая несколько вперед, скажем, что, возможно, неопытностью Коваленко на самом деле и объясняются не поддающиеся логике шараханья броненосца из стороны в сторону при встрече с эскадрой?
Помимо этого известно, что рядом с Алексеевым в течении всего «немого боя» стоял минный машинист Шестидесятый, приглядывая за его действиями и готовый незамедлительно принять меры к прапорщику, если бы тот начал что-то делать не так. А кулаки у Иллариона Шестидесятого были здоровенные.
Кроме Коваленко в боевой рубке находились все вожди мятежа. Возникает законный вопрос что же им помешало оттолкнуть Алексеева от телеграфа и снова перевести его ручки в положение «самого полного хода», ведь это дело нескольких секунд?
На самом деле в это время в боевой рубке «Потемкина» происходит нечто совсем иное. Скорее всего, там произошел серьезный конфликт, возможно, и с дракой между сторонниками тарана (Матюшенко и его друзья-одесситы) и его противниками во главе с прапорщиком Алексеевым. Вряд ли Алексеев решился бы на такой поступок после угроз о расправе Матюшенко, будучи в одиночестве. По всей видимости, прапорщика поддержали бывшие в рубке матросы. При этом сторонники Алексеева оказались в большинстве.
С военной точки зрения, таранить «Ростислав» было полным безумием. Во-первых, флагман Кригера был на ходу, с него прекрасно видели маневр «Потемкина» (который, кстати, не отличался большой скоростью хода) и вполне успели бы от него отвернуть. Если все лее таран бы произошел, то он имел бы для мятежников самые катастрофические последствия. Во-первых, на «Ростиславе» при таране погибло бы немало матросов, после чего ни о каком сочувствии к мятежникам со стороны экипажей эскадры речи бы уже не шло. Во-вторых, выведя из строя «Ростислав», «Потемкин» бы серьезно повредил свою носовую часть, неизвестно, как быстро удалось бы ему вытащить из борта «Ростислава» и свой таран. А ведь даже небольшое повреждение было для «Потемкина» гибельным, ведь у мятежников не было ни средств, ни специалистов, чтобы исправить даже небольшие повреждения. К тому же после тарана потерявший ход «Потемкин» стал бы прекрасной мишенью, в которую промахнуться было бы просто невозможно… Поэтому решение на таран могли дать только люди, совершенно не понимающие его последствий и абсолютно не дорожившие жизнями других. А потому в авторстве Матюшенко, «товарища Кирилла» и Фельдмана в этой чудовищной авантюре у меня нет никаких сомнений.
Тем временем «Три Святителя», уклоняясь от шарахающегося из стороны в сторону «Потемкина», вышел из общего строя. Сам же мятежный броненосец подвернул в интервал между кораблями эскадры, прорезая, таким образом, ее строй.
При этом орудия двух флагманских броненосцев были направлены на «Потемкин».
Дистанция между кораблями в этот момент была минимальной, что практически исключало промах при стрельбе. Но никто не хотел стрелять первым. Все еще надеялись на мирный исход. Обычно этот маневр мятежного броненосца превозносится нашими историками, как образец революционного героизма и отваги. На самом деле он стал всего лишь результатом драки в боевой рубке «Потемкина», и рулевым пришлось направить корабль в первое свободное пространство между правительственными кораблями. «Потемкину» из-за безумной провокации Матюшенко просто некуда было деваться.