Мятеж на «Эльсиноре»

Лондон Джек

– Какой нам смысл уходить в море? – спросил я Маргарет после того, как все снасти были приведены в порядок. – Ведь до тех пор, пока все заключается в голоде, все равно – триста пятьдесят или три тысячи пятьсот миль!

И вместо того, чтобы дальше уходить в открытое море, я положил «Эльсинору» с правого галса в дрейф, и легким ветром ее стало относить на юго-запад.

Но наши мятежники в ту же ночь добились своего. В темноте мы слышали, как наверху шла какая-то работа. Реи были спущены вниз, шкоты откинуты, паруса отпущены. Я попытался было сделать несколько выстрелов наугад, но в ответ донеслись лишь скрипы тросов в шкивах и тоже наугад пущенные револьверные выстрелы.

В

общем создалось забавное положение. Мы, хозяева управления «Эльсинорой», – наверху, а команда, распорядительница двигательной силы, – внизу. Единственный парус, который находится всецело в нашем распоряжения, это бизань. Они же всецело владеют всеми парусами фок-и грот-мачты. В нашем распоряжении брасы бизань-мачты, а они управляют ее парусами. Вот почему мы с Маргарет никак не можем понять, почему они не пытаются в какую-нибудь темную ночь подняться наверх и отрезать брасы бизани от концов рей. Мы решили, что все это объясняется их ленью. Ведь если бы они отрезали брасы с кормы, им пришлось бы провести новые брасы на бак. В противном случае во время плавания при сильной качке бизань-мачта совершенно расснастилась бы.

При всем том в мятеже, который мы сейчас переживаем, есть что-то дикое и смешное. Подобного мятежа еще никогда не было на свете. Он нарушает все образцы и противоречит традициям. В старинных, классических мятежах бунтовщики, кинувшись в атаку, как тигры, давным-давно овладели бы кормой, перебили бы нас, или же сами были бы уничтожены. Вот почему я презрительно потешаюсь над нашими мятежниками и, подобно мистеру Пайку, рекомендую им обзавестись опытными кормилицами. Но Маргарет покачивает головой и утверждает, что человеческая натура все же остается человеческой натурой и что при одинаковых обстоятельствах эта натура всегда одинаково проявляет себя.

Словом, она напоминает мне о количестве смертей, уже имевших место, и утверждает, что рано или поздно, в одну темную ночь, когда положение из-за голода окончательно обострится, мы увидим наших негодяев, штурмующих корму.

И весь этот период времени производил бы впечатление какого-то мирного, забавного приключения, какой-то странички книги с романтическим сюжетом, если бы не это беспрестанное бдение, которое теперь лежало лишь на мне и Маргарет. Да, это было, как роман со счастливым концом. И, несомненно, это был роман! Вахта за вахтой, которую по очереди несут любящие друг друга мужчина и женщина. Каждая смена – любовный эпизод, оставляющий незабываемое впечатление. Никогда еще не было ничего более привлекательного: воркующие разговоры о ветре и погоде – совещание шепотом – поцелуи в ладонь руки во время команды, более смелые прикосновения в темноте…

О, верно, я часто с тех пор, как началось наше плавание, посылал к черту книги. И все же книги составляют основу моей прежней жизни! Я таков, каким меня создали десять тысяч поколений моего рода. Об этом и спорить не приходится. Тем не менее, моя полуночная философия выдержала испытание моей породы. Вероятно, на выбор моих книг оказали воздействие те десять поколений, которые создали меня. Я убил человека – Стива Робертса. Будь я белокурым разрушителем, не знающим азбуки, я сделал бы это без всяких колебаний. Как белокурый разрушитель, знающий азбуку плюс все то, что дала мне философия всех философов, я убил того же человека точно так же, без колебаний. Культура нисколько не обессилила меня. Я почти совершенно равнодушен. Это случилось во время моей повседневной работы, а люди моего рода всегда были и остались работниками, никогда не отказываясь от работы, какой бы она ни была – благородной ли авантюрой или же тяжелым уроком, требующим тупого прилежания.

Я

никогда не позволил бы себе просить подвинуть назад стрелку циферблата времени или события. При тех же самых обстоятельствах, если бы была веская причина, я снова убил бы Стива Робертса. Я не совсем точен, когда говорю, что отношусь к этому событию совершенно равнодушно. Я взволнован. Я с трезвой надменностью и с гордостью почувствовал, что это нужно сделать. И я сделал то, что должен был сделать. И каждый человек, занимаясь повседневной работой, должен поступать точно таким же образом.

Да, я – белокурый разрушитель и мужчина. Я занимаю высокое место и подчиняю своей воле тупую массу. Я – любовник, любящий царственную женщину, принадлежащую к моей разрушительной расе. И мы вместе с ней занимаем и будем занимать высокие места – и будем с ней командовать и управлять до тех пор, пока не исчезнет с лица земли вся наша раса.

Глава XLVII

Маргарет оказалась права. Наш мятеж не нарушил образцов и традиций былых мятежей. Днем и ночью мы завалены делами. Дитман Олансен, быстроглазый норвежец, был убит Вадой, а Генри, юнга с учебного судна, единственный наш волонтер, полетел за борт с традиционным мешком угля у ног. Состоялось нападение на корму. Изобретенные мною светильники имели успех. Людей все больше пробирает голод, а мы продолжаем по-прежнему сидеть на высоком месте и оставаться хозяевами положения.

Прежде всего расскажу об атаке на корму, которая случилась два дня тому назад, во время ночной вахты Маргарет. Но нет! Сначала расскажу о моем новом изобретении. С помощью старого буфетчика, который как китаец должен был немало знать о фейерверке, я приготовил с полдюжины бомб, причем использовал материал наших превосходных ракет и римских свеч. Я не думаю, чтобы мои бомбы отличались слишком смертоносной силой, и определенно знал, что импровизированные трубки от этих бомб будут действовать еще медленнее, чем мы в настоящее время продвигаемся вперед, но тем не менее – как вы в этом убедитесь ниже, – мое изобретение достигло своей цели.

А теперь – о попытке атаковать корму. Это было во время вахты Маргарет, между полуночью и четырьмя часами утра, – именно тогда была произведена атака. Я спал на палубе, возле командной рубки, недалеко от Маргарет, когда услышал, как она выстрелила раз и продолжала стрелять.

Сначала я бросился к веревкам – приводам моих светильников. Зажигающие и ударяющие части моего механизма действовали превосходно. Я потянул две веревки, и два прибора взорвались с большим шумом и вспыхнули ярким светом. И в тот же момент автоматически опустились вниз штаги заднего трайселя. Освещение сработало мгновенно и не оставляло желать ничего лучшего. Генри, два парусника и буфетчик проснулись от крепкого сна – в этом я уверен! – и немедленно прибежали на корму. Все преимущества были на нашей стороне, потому что мы находились в темноте, в то время как наши враги были буквально залиты светом.

И какой свет! Порох трещал, шипел и выбрасывал излишек газолина из пылающих шаров пакли так, что вниз, на главную палубу, падали огненные потоки.

Большой битвы не случилось, потому что мятежники были подавлены нашим фейерверком. Маргарет наудачу стреляла из своего револьвера, а я держал наготове винтовку, угрожая первому, кто отважится взобраться на корму. Но атака так же быстро кончилась, как и началась. Я видел, как Маргарет стреляет в человека, который пытался было перелезть к нам через левую решетку кормы, а в следующее мгновение видел уже, как Вада, словно дикий буйвол, ринулся на того же человека и ударил его в грудь своим самодельным копьем.