Мятежная
Шрифт:
– Ничего.
Раздается сигнал лифта. Он входит внутрь и нажимает кнопку. Двери разделяют нас. Я гляжу на шлифованный металл и пытаюсь обдумать события последних десяти минут.
«Пора прекратить это», – сказал он. «Это» – глупое положение, в которое он попал после допроса, когда признался, что ушел в Лихачество из-за отца. А теперь он публично побил Маркуса. Чтобы все лихачи были свидетелями.
Зачем? Ради своей гордости? Вряд ли. Он слишком хорошо все продумал.
Возвращаясь к кафетерию, я вижу,
Я совсем забыла о том, что услышала в Товариществе. Об информации, ради которой мой отец рискнул своей жизнью. Возможно, напоминаю я себе. Было бы не слишком умно верить Маркусу. И я пообещала себе, что больше не спрошу его об этом.
Я слоняюсь у дверей туалета, и когда правдолюб выходит, то сразу же влетаю внутрь. Маркус сидит на полу у раковины, прижав ко рту скомканные бумажные полотенца. Глядит на меня без особой радости.
– Что, злорадствовать пришла? – спрашивает он. – Убирайся.
– Нет, – отвечаю я.
В самом деле, зачем я здесь?
– Ну и? – спрашивает он, выжидательно глядя на меня.
– Думаю, надо тебе напомнить, – говорю я. – Что бы ты там ни хотел получить обратно от Джанин, ты не сможешь сделать в одиночку или с помощью людей из Альтруизма.
– Я думал, мы уже закончили, – замечает он сквозь полотенца. – Мысль о том, что ты можешь помочь…
– Не знаю, откуда у тебя заблуждение насчет моей бесполезности, но суть именно в этом, – делаю я резкий выпад. – Мне неинтересно снова все выслушивать. Я лишь хочу сказать, когда ты перестанешь заблуждаться и будешь в отчаянии, то знай, к кому идти.
В дверях я сталкиваюсь с правдолюбом, который несет пакет со льдом.
Глава 21
Я стою у раковины в женском туалете на этаже, где обосновались лихачи. На ладони у меня пистолет, который пару минут назад дала Линн. Очень удивилась, что я не обхватила сразу рукоять рукой, не сунула его куда-нибудь, в кобуру или за пояс. Я просто так и держала его на ладони и пришла в туалет. И запаниковала.
Не будь идиоткой. Я не смогу сделать намеченное без оружия. Это было бы безумием. Значит, мне надо решить проблему в течение ближайших пяти минут.
Я сгибаю вокруг рукоятки мизинец, безымянный, потом – остальные пальцы. Знакомое ощущение веса. Указательный палец ложится на спусковой крючок. Я выдыхаю.
Начинаю поднимать его, подводя левую руку к правой, чтобы не выронить. Крепко держу пистолет перед собой двумя руками, как учил меня Четыре, когда я не знала его другого имени. Такой же я использовала, чтобы защитить отца и брата от лихачей, находившихся во власти симуляции. Из такого же выстрелила в Эрика, не дав ему пустить пулю в голову Тобиасу. В нем нет собственного зла. Простой инструмент.
Уловив движение в зеркале, я гляжу
Я издаю стон, похожий на вой раненого зверя. Роняю оружие на пол и обхватываю живот руками. Хочется поплакать, я знаю, что от этого станет легче, но я не могу себя заставить. Просто сижу на корточках в туалете, глядя на белые плитки. Я не могу. Не могу взять с собой пистолет.
Мне и идти-то не надо, но я все еще собираюсь.
– Трис?
Кто-то стучит в дверь. Я встаю, развожу руки. Дверь немного приоткрывается. Там Тобиас.
– Зик и Юрайя сказали, вы идете подслушивать переговоры Джека.
– Угу.
– И ты?
– Почему я должна говорить тебе? Ты же не говоришь мне о твоих планах.
Он хмурится.
– О чем ты?
– Я говорю о том, как ты измордовал Маркуса на глазах всех лихачей, без очевидной причины, – заявляю я, делая шаг к нему. – Но ведь причина есть, так ведь? Непохоже, что ты потерял контроль над собой. И совсем непохоже, что он тебя спровоцировал. Значит, причина есть!
– Я должен был доказать лихачам, что я не трус, – отвечает он. – Вот и все. Ничего больше.
– Так зачем тебе надо… – начинаю я.
Зачем Тобиасу нужно доказывать что-то лихачам? Только для того, чтобы они уважали его. Если он хочет стать их лидером. Я вспоминаю голос Эвелин, в полутемном пристанище бесфракционников. «Я подразумеваю, что ты стал важным человеком среди них».
Он хочет, чтобы лихачи объединились с бесфракционниками, и знает только единственный способ сделать это – возглавить их.
Другая загадка – почему у него нет потребности поделиться со мной. Я не успеваю закончить вопрос.
– Так ты идешь или нет? – спрашивает он.
– А какая разница?
– Ты снова рвешься навстречу опасности без причины, – говорит он. – Как тогда, когда ты бросилась в драку против эрудитов с… карманным ножом.
– Причина существует, и достаточная. Мы не поймем, в чем дело, если не подслушаем переговоры. А нам надо знать, что происходит.
Он скрещивает руки на груди. Он не качок, какими часто бывают парни-лихачи, некоторые девушки обратили бы внимание и на торчащие уши или на слегка крючковатый на конце нос, но для меня…
Я отбрасываю эту мысль. Он пришел, чтобы накричать на меня. Он скрывает от меня свои планы. Как бы то ни было, сейчас я не должна думать о том, насколько он мне нравится. Это лишь осложнит все, в том числе – возможность решать насущные задачи. А сейчас самое главное – услышать, что Джек Кан скажет эрудитам.
– Ты больше не стрижешься, как в Альтруизме, – спокойно спрашиваю я. – Хочешь походить на лихача?
– Не уходи от вопроса. Четыре человека уже готовы. Тебе незачем присоединяться.