Мятежник
Шрифт:
Люси оттолкнула его руку.
– Не будь таким несносным, Бен. Я самый настоящий убийца Линкольна, - она бросила взгляд на крепкую спину кучера.
– Разве я не мятежница, Джозеф?
– Конечно, миссус, конечно!
– засмеялся кучер.
– А если мы победим, то я сделаю тебя рабом, да, Джозеф?
– Точно, миссус, так и будет!
– снова засмеялся он.
Люси Маттисон опять посмотрела на Старбака.
– Вы сильно ранены?
– Нет, мэм.
– А что случилось?
– Мою лошадь подстрелили, мэм. Она упала,
– А вы, - начав задавать этот вопрос, она слегка покраснела, а потом по ее лицу скользнула едва заметная улыбка.
– Вы кого-нибудь убили?
Старбак вдруг вспомнил Ридли, заваливающегося с лошади навзничь.
– Не знаю, мэм.
– А мне бы хотелось кого-нибудь убить. Прошлой ночью мы спали в чудовищно неудобной кухне на ферме в Кентревилле и только Богу известно, где проведем сегодняшнюю. Если вообще сможем отдохнуть, в чем я сомневаюсь. Суровые условия войны, - она засмеялась, показывая мелкие и очень белые зубы - В Манассасе есть гостиница?
– Я ни одной не знаю, мэм, - ответил Старбак.
– У вас не южный акцент, - вмешался конгрессмен с язвительной ноткой в голосе.
Старбак, не желавший пускаться в объяснения, просто пожал плечами.
– Вы такой загадочный!
– Люси Маттесон хлопнула облаченными в перчатки руками, а потом протянула ему картонную коробку с листками промокательной бумаги.
– Можете взять одну, - предложила она.
Старбак увидел на бумаге кусочки засахаренных фруктов.
– Вы уверены, мэм?
– Давайте же! Угощайтесь!
– она улыбнулась, когда Старбак взял кусочек.
– Вас отправят обратно в Вашингтон, как вы думаете?
– Не знаю, как они планируют поступить с пленными, мэм.
– Уверена, что так и будет. Они собираются устроить великолепный парад победы, с этими грохочущими оркестрами и поздравительными речами, и все пленные пройдут маршем к тому месту, где их перережут у подножия Белого дома.
– Не мели вздор, Люси. Умоляю тебя, хватит болтать чепуху, - нахмурился достопочтенный Бенджамин Маттесон.
– А, может, вас отпустят под честное слово, - улыбнулась Старбаку Люси Маттесон, - и вы придете к нам на ужин. Нет, Бенджамин, не спорь. Я всё уже решила. Дай мне визитную карточку, быстро!
– она протянула руку, а ее муж с явной неохотой сдался и вручил ей картонную карточку, которую Люси с улыбкой отдала Старбаку.
– Мы, мятежники, сможем обменяться рассказами о войне, пока эти холодные северяне будут хмуриться вокруг. И если вы захотите, чтобы кто-нибудь навестил вас в тюрьме, попросите меня. Я бы хотела дать вам нечто большее, чем кусочек засахаренного фрукта, но конгрессмен съел всю холодную курицу, потому что заявил, что она испортится, как только растает лед.
В ее словах было столько яда, что Старбак засмеялся.
Лейтенант, пытавшийся развернуть экипаж конгрессмена, теперь появился в сопровождении майора, чьи полномочия были значительно шире. Майору было плевать, даже если в экипаже находилась
– Вы знаете, кто я?
– вопрошал конгрессмен Маттисон, а потом скрючился, когда в сотне ярдов разорвался снаряд мятежников, шрапнель разлетелась над головами и, не причинив никакого вреда, врезалась в каменный дом.
– Мне плевать, даже если вы французский император. Убирайтесь отсюда к черту! Немедленно! Пошевеливайтесь!
Люси Маттесон улыбнулась Старбаку, и экипаж дернулся вперед.
– Приходите навестить нас в Вашингтоне!
Старбак засмеялся и сделал шаг назад. Холм над ним изрыгал клубы дыма, словно вулкан, разрывались снаряды и трещали винтовки, а раненый хромал назад к перекрестку, где пленные ожидали тюрьмы, янки предвкушали победу, а мертвые ждали погребения.
Сержант теперь не обращал никакого внимания на Старбака, ему было явно безразлично. присоединится ли тот к другим пленным или нет, и Старбак снова присел на теплый камень около дома, закрыл глаза и задумался о том, что готовит ему будущее. Он полагал, что восстание южан полностью разгромлено, остались лишь мертвецы на горячих полях, и сожалел о преждевременном окончании войны.
Он увидел слона и хотел еще. Его привлекал не ужас, не воспоминания об оторванной ноге, кувыркающейся через дорогу, и не лицо солдата, исчезающее в пороховом дыму и запекшейся крови, душу Старбака волновала перестройка всего сущего.
Война, как понял в этот день Старбак, брала всё вокруг, взбалтывала, а потом позволяла кусочкам мозаики упасть в беспорядке. Война - это огромная игра вероятностей и гигантских ставок, отрицающая предопределенность и благоразумие.
Война могла бы спасти Старбака от судьбы, уготовленной ему респектабельной семьей, а мир был наполнен лишь долгом. Война освободила его от обязательств, а мир предлагал скуку, а Натаниэль Старбак был достаточно юн и самоуверен, чтобы больше всего на свете ненавидеть скуку.
Но теперь он был пленником, а битва грохотала где-то вдали. Вымотанного за день Старбака разморило на солнце, и он заснул.
Глава четырнадцатая
Остатки Легиона Фалконера брели на вершину холма, туда, где среди перелесков и полей позади Виргинской бригады Джексона восстанавливали силы выжившие солдаты Натана Эванса. Люди были совершенно измотаны. По настоянию Эванса они встали в подобие шеренги лицом к Булл-Ран, но теперь находились на фланге восстановленной обороны южан и достаточно далеко от основной дороги, так что новая атака федералистов их не коснулась. Солдаты сидели на траве без всякого выражения на лицах и страдали от жажды, гадая, можно ли найти воду или какую-нибудь еду.