Мятежники

Глезарова Юлия

В кармане Сергея лежало письмо от мачехи; она просила при случае присмотреть за племянником. Сергей едва помнил его по самой первой встрече в Москве, по Семеновскому полку. Это было там, в иной жизни, где он был частью целого. Теперь же он был только осколком, обломком, сухим листом, заброшенным далеко от родного дерева. Впрочем, Мишель был таким же – и именно поэтому Сергей ждал, что он явится к нему на следующий же день после приезда в Ржищев.

Но прошло два дня, а прапорщик так и не появился. И Сергей решил навестить его сам.

Мишель прибыл

в Ржищев из Житомира, где полгода состоял при корпусной квартире. Насмотревшись на чудачества корпусного командира генерала Рота, он хотел одного – отоспаться и забыть все это. Даже у них в Нижегородской губернии, где помещики были людьми простыми, такого ужаса не было. Конечно, мужиков секли – как мужика не сечь, если он пьет, балует, убегает? Но сам Мишель считал себя человеком просвещенным, и Ваньку своего один только раз в жизни отослал на съезжую: когда тот случайно спалил в печке его тетрадку со стихами. Иван читать не умел, принял старую тетрадку за ненужные листы и растопил ими печку. Впрочем, потом Мишелю было стыдно: стихи были дурные, он и сам собирался сжечь их, но рука не поднималась.

Ванька, прибывший вместе с барином на юг, был малость придурковат: казалось, что не он присматривает за Мишелем, а Мишель – за ним. Главной его странностью была любовь к огню: печи он готов был топить постоянно, даже в жаркую погоду. Мишель часто пытался его остановить, но куда там – страсть побеждала, поэтому печка во флигеле, где квартировал Мишель, была раскалена. Несмотря на раскрытые окна, в доме было так душно и жарко, что Мишель предпочитал сидеть на лавочке под кривым старым деревом. Тут было чуть прохладней.

Он обрадовался, увидев Сергея. Он сам уже собирался с духом, чтобы идти с визитом к подполковнику: как-никак родня и в одном полку служили – в старом Семеновском полку.

Сергей не знал, о чем говорить с Мишелем. Мальчишка на войне не был, чин у него был самый смешной и мелкий…

– Чем это вы заняты, прапорщик?

– Извините, господин подполковник! Ничего особенного. Наблюдаю за натурой. Хотите пари?

– Какое?

– Смотрите…

На высохшей летней земле извивались темно-красные земляные черви. Один за другим они выползали из развороченной земляной кучи на дорогу и упорно стремились переползти ее. Место было бойкое: недалеко от торговой площади, в базарный день. Полдесятка тварей уже закончили свою жизнь под ногами, колесами и копытами. Остальные продолжали упорно двигаться вперед.

– Ну, так и что ж у вас за пари, прапорщик?

– Смотрите: все червяки ползут извиваясь, только один – прямо. Во-он там, впереди остальных – на середине дороги, видите?

Сергей наклонился, посмотрел. Все червяки выползали на дорогу, сворачиваясь в петли и кольца, только один почему-то полз прямо, вытянувшись в струнку, как солдат в строю.

– Держу пари на бутылку вина, что доползет, – прапорщик бесцеремонно сунул Сергею руку, тот рассеянно пожал ее. Пари было дурацким, да и чего другого

можно было ожидать от этого странного мальчишки? Но делать было решительно нечего…

Руки у Мишеля были грязны. Сергей заметил у скамейки испачканный землей сук. «Уж не сам ли он и разворошил эту кучу? – подумал Сергей. – Зачем?»

– Понимаете, господин подполковник, я думаю, что те, кто извивается – на земле больше места занимают и, следовательно, под сапог попадают чаще. А тот, кто прямо ползет, может избежать горькой участи быть раздавленным…

Прапорщик говорил все эти глупости абсолютно серьезно, но глаза его вдруг засветились мальчишеским азартом. Он отвернулся от Сергея и начал пристально наблюдать за червяками.

«Боже мой, какая гиль», – подумал Сергей и потер лоб: третий день бессонницы давал себя знать.

Мишель молчал, поглощенный зрелищем: извивающиеся червяки вылезали на дорожку навстречу неизбежной гибели. Место было людное: за четверть часа мимо них прошло человек десять и проехало несколько телег. Мишель смотрел не на лица, а на ноги прохожих, и это подвело его. Один из червяков погиб под сапогами полковника Тизенгаузена. Мишель еле успел вскочить и отдать честь, да и то только благодаря Сергею…

Как только полковник ушел, потоптав своими сапогами еще с пяток беззащитных тварей, Мишель тут же хлопнулся обратно на скамейку и продолжил молча и сосредоточенно наблюдать за Прямоползущим. Тот был еще жив и упорно продолжал свой путь к противоположной обочине.

– Доползет, непременно доползет! – весело воскликнул Мишель.

Из-за угла донесся топот множества сапог – солдат вели на учение.

– Не доползет, – произнес Сергей. Ему вдруг стало жаль Прямоползущего и Мишеля – за то, что он сейчас проиграет это дурацкое пари.

Солдаты прошли. Из тех, кто выполз на дорогу, ни уцелел ни один. Только Прямоползущий исхитрился пережить всех, и упорно, равномерно двигался вперед, оставив позади две трети нелегкого и полного смертельных опасностей пути.

– Каков молодец! – искренне произнес прапорщик, словно любуясь червяком.

Сергею вдруг очень захотелось, чтобы червяк дополз, а Мишель – выиграл.

– Здравие желаю, ваше высокоблагородие! – солдат из третьей роты вытянулся во фрунт перед Сергеем, отдал честь, выпучил глаза. Солдат нес ведро с водой. Для того, чтобы отдать честь, ему пришлось поставить ведро на землю, придавив беднягу Прямоползущего.

– Эх, – в голосе Мишеля прозвучала детская досада. – Ваше счастье! Не дополз! Пожалуйте ко мне на квартиру – я вам ваш выигрыш ныне же отдам!

– Погодите, – Сергей подошел к тому месту, где был четко виден след от ведра.

Прямоползущий был еще жив. Острая кромка днища разрезала его пополам. Одна половинка так же, вытянувшись в струнку, продолжала свой путь к спасительной обочине. Вторая с такой же скоростью ползла в противоположном направлении.

Отбросив концом сапога обе половинки прямоползущего к траве на обочине дороги, Сергей повернулся к прапорщику.