Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)
Шрифт:
— Ты проходи, мил человек, проходи! — повторял Шуйский и уже в самое ухо бродяги — Что же это ты, Яков Прохорович, мог бы мальца какого подослать, а сам бы задами прошелся. Никто бы тебя и не приметил.
— Осторожный ты стал, боярин. Неужно не знал ранее, что дружить со мной — это все равно что по плахе вышагивать? Не боишься поскользнуться на кровушке?
Шуйский долгим взглядом смерил Яшку и достойно отвечал, как и подобает вельможе:
— Ты меня не пугай. Мы с тобой вместе дьяволу служим, на рай я уже не рассчитываю.
Столы в трапезной были заставлены яствами, огромными ломтями нарезаны окорока. В центре два кувшина с вином: в одном — белое, в другом — красное.
Яшка приглашения ждать не стал. Расселся хозяином на скамье и, сделав два глотка, осушил кувшин ровно на-воловину. Потеплело нутро. В голове сделалось веселее.
— Почто звал, боярин, говори? Мне здесь рассиживать нечего. Хозяйство у меня большое, а оно пригляда требует, — отрезал он огромный кусок окорока.
— Я вот с чем звал тебя, Яков Прохорович, — подлил в бокал Яшке рейнского вина боярин. — Руки мне твои требуются.
— С чего бы это? Задушить, что ли, кого надумал? А своей властью не справишься?
— Не справлюсь, Яков Прохорович, здесь особый случай. Окольничего надо… Ваську Захарова.
Яшка вернул окорок на тарелку и вытер жирный рот.
— Скоро ты мне предложишь самого царя придушить. Чем же тебе Захаров неугоден стал? — строго вопросил Яшка Хромой.
— Нужно мне… ты об этом не спрашивай, Яков Прохорович.
— Ну тогда не сговоримся, боярин, пошел я! Чего мне лясы понапрасну точить?
Яшка уже встал, и Петр Шуйский понял: если не удержит он его сейчас, то тать у дверей даже не обернется.
— Что ты! Что ты, Яков Прохорович! Если ты настаиваешь, так я могу сказать… но только никому! Крест целуй!
Яшка усмехнулся:
— Виданое ли дело, чтобы тать на кресте клятву давал? — Однако бережно извлек из-под рясы крест и так же осторожно поцеловал. — Говори теперь!
Петр Шуйский посмотрел на дверь, но за толстыми дубовыми стенами была тишина.
— Не по своей воле умерла царица Анастасия Романовна… Вот так-то, Яков Прохорович! Васька Захаров в том повинен, потому и наказание понести должен.
— Так ты бы об этом и сказал государю, — прикрылся наивностью тать.
— Как же об этом государю скажешь? Его гнев против нас самих и обернется.
— Ах вот оно что!
— Вот я и думаю, что здесь воля Божья должна свершиться. Негоже это, чтобы лиходей по земле ходил. Я знаю, что золотом и серебром тебя не удивишь, ты поболее моего богат будешь, но вот эта вещица тебе наверняка понравится, да и девке твоей приглянется. Как ее зовут? Калиса, кажись? Хо-хе-хе!
Яков Прохорович внимательно посмотрел на боярина, но удивления своего не выдал: только сегодня появилась Калиса, а боярину Шуйскому
— Выходит, знаешь ты про мои дела, боярин, не хуже, чем я про твои… Верно, Калисой ее зовут.
Тать взял с ладони боярина золотое ожерелье.
— Царица его носила, а теперь оно твоим будет.
— Ишь ты… царица!
Ожерелье и вправду было красивым. Цепь замысловато клепанная, а изумруды казались камешками, поднятыми с морского дна.
— Византийской работы. Софья Палеолог его носила, последняя византийская принцесса. Потом оно в дар бабке моей досталось, а от нее уже ко мне перешло.
— Что же ты с таким дорогим подарком расстаться хочешь, боярин?
— Дело большое, а за него и такой вещицы не жалко, Яков Прохорович.
Петр Шуйский слукавил. Ожерелье не было царицыным, а купил он его месяц назад у персидского купца, который на месяц застрял в Москве, следуя со своим товаром в Великий Новгород. Однако он говорил так убежденно, что и сам поверил в собственную ложь.
Яков Прохорович подарком остался доволен. Такая вещица наверняка понравится Калисе, не устоять ей перед светом зеленого камня. И он подумал о том, как спустит с плеч платье и пристегнет золотую цепь на белую шею. Подойдет к ее зеленым глазищам изумрудный блеск. Он несколько раз подбросил золотую цепочку на ладони, опытным купцом проверяя вещицу на вес, а потом сунул ее за пазуху.
— Хорошо, быть по-твоему, боярин. Где Васька Захаров живет?
— На Арбате. Крыша его дома в бочку выложена. Не спутаешь ты его. Там один такой дом.
— Он, кажись, думным дьяком был? — у порога спросил Яшка.
— Был, — в свою очередь удивился Петр Шуйский осведомленности Яшки Хромца.
Он понял, что Яшка Хромой наблюдает за ним так же ревностно, как сам Петр Шуйский стережет каждый шаг татя.
Грохнул Яшка Хромой дверью и быстро заковылял вниз по крутой лестнице.
Василий Захаров в этот день первый раз сидел в Думе. Простояв думным дьяком подле государя, он не смел опуститься даже на скамью, а сейчас с полным правом сидел рядом с именитыми боярами, то и дело разглядывая свой новый охабень, рукава которого едва касались пола.
Петр Шуйский не соврал: едва отошла царица, а Захаров на себя боярскую шайку стал примерять и уже через неделю вошел в боярскую Думу окольничим.
Вместе со вторым думным чином появился и достаток. Государь выдал жалованье вперед, и Василий Захаров прикупил меха и решил сшить с дюжину шуб, пять из которых будут выходными. Да такими, чтобы и перед именитыми боярами надеть не стыдно было. А еще окольничий купил четыре ведра пива и перепоил им на радостях всю челядь и дворню. Батюшке отправил с посыльным бочонок вина и кошель монет, а на словах велел передать, что купит ему корчму, и пускай на старости лет будет старик там хозяином.