Мятежное хотение (Времена царствования Ивана Грозного)
Шрифт:
Ямщики, строго соблюдая государев наказ, нигде подолгу не останавливались, меняли коней; едва отогревались в теплой избе и, подгоняемые страхом перед царской опалой, спешили дальше через заснеженный лес к государевым наместникам, воеводам. От них грамоты разойдутся через губных старост [30] по деревням и селам, и на призыв царя должны отозваться в любой глуши, где может прятаться русская красавица.
Наместники, приветствуя в лице ямщика самого государя, снимали шапки и принимали грамоты, понимая, что, возможно, сжимают в руках собственную судьбу.
30
Губные
— Царь жениться надумал, — коротко отвечал ямщик, больше думая о теплой избе и проклиная стылую и долгую дорогу. Чарку настойки бы сейчас да пирогов с луком, а уж потом и разговоры вести. — Пускай бояре и дворяне, которые дочерей на выданье имеют, к тебе их свезут, а ты лучших отбери. Потом с ними в Москву поедешь, государь их зреть будет.
Наместник облегченно вздыхал и тотчас начинал суетиться:
— Да ты проходи в дом, застыл небось! С самой Москвы ведь едешь. Может, стаканчик вина с дороги отведаешь?
— Отчего не отведать, — улыбался ласково ямщик. — Еще как отведаю. А то уже нутра своего не чувствую.
Отобедав у гостеприимного наместника и отоспавшись на пуховой перине за всю дорогу зараз, ямщик спешил на государев двор сообщить, что наказ его выполнен в точности.
Уже вечером следующего дня из имений в города заспешили сани с девицами в сопровождении отцов и слуг. Девиц провожали всем домом, держали у гладких лбов святые иконы, обряжали во все лучшее и долго не разгибались в поклоне, когда красавицы выезжали за ворота.
Девицы собирались во дворе наместника. Краснощекие, с подведенными бровями, они зыркали одна на другую, оценивая, кто же из них будет краше. Новгородский воевода Михаил Степанович Ермаков в сопровождении двух десятков слуг сошел с крыльца на хрустящий снег, замарав его непорочность стоптанными подошвами сапог, потом, глянув на скопление девиц, пробормотал:
— Ишь ты! Такая красота глаза пообжечь может. Одна краше другой! — И уже строже, оборотясь к дьяку, спросил:
— О чем там говорится?
Дьяк крякнул не то от мороза, не то от обилия красоты и, уткнув лиловый нос в бумагу, стал читать:
— «Чтобы лицом была бела, глазами черна, роста не великого и не малого…»
— Так, стало быть, — боярин, не торопясь, проходил от одной девки к другой.
На государев двор должна поехать сотня, а здесь, почитай, тысяча будет! Как же это среди такой красоты нужных отобрать?
Вот боярин остановился напротив одной из девок. Она была высоченного роста. Вершка на три выше самого Михайлы. Эдак приведешь такую кралю на царский двор, так московские бояре заклюют.
— Отойди в сторону, — распорядился Михайло Степанович и приговорил безжалостно: — Ростом не вышла. Шибко длинна.
Девица вспыхнула алой зарёй и, не ерепенясь; отошла к отцу с матушкой, которые уже спешат утешить дочь в девичьем горе:
— Ничего, сыщем мы тебе муженька! Пускай не так чином будет велик, как царь, но зато из наших, новгородских. И нечего тебе за тридевять земель разъезжать.
Воевода уже шел далее отбирать девиц.
— А ты толста больно, таким бабам в государынях не бывать, — заключил боярин, указывая перстом на девку толщиной в бочонок.
— Почему девицу зазря обижаешь?! Ведь всем удалась! Ежели и толста малость, так это от здоровья! Ты вот, Михайло Степанович, все худых набираешь, а ведь к таким хворь чаще всего прилипает. Неужто не знаешь, что все худые бабы глистами болеют! — заступился за дочь новгородский окольничий. — Ты, блаженнейший, глаза-то разуй! Брагой их с утра залил, вот и не видишь истинной красы! Посмотри, какие у Марьюшки щечки, губки! А на руки глянь! — вертел окольничий хныкающую дочь из стороны в сторону. — Где же еще такую красу увидишь? Эх, Михайло Степанович, друг ты мой любезный, уважить меня не желаешь. Обиду в мой дом норовишь принести.
Михайло Степанович и вправду выпил браги накануне лишку и сейчас томился от головной боли, а тут еще окольничий репьем прицепился; махнув рукой, спорить не стал:
— Ладно, так и быть. Эй, дьяк! Куда ты запропастился?! Ты не по девкам глазей, а пиши, что я скажу. Занеси дочь окольничего в список на смотр в царский двор. Ладно, пускай в Москву поезжает, государю пусть покажется. А там, кто знает, может, и впрямь приглянется. Каких только чудес не бывает.
Девок на смотрины в царском дворце отобрали ровно сто. Все, как одна, ядреные, краснощекие. Грудастых и перезрелых Михаил Степанович повелел вывести со двора и наказал, чтобы слезы зря не лили.
Не везти же всю волость на смотрины к царю!
Рынды распахнули ворота, выпуская девиц, и в сожалении покачали головами:.
— Эх, такой цветник выпроваживаем!
Обиженные в сопровождении родителей одна за другой покинули двор наместника, и он сделался как будто поширше.
Михаил Степанович с видом купца прохаживался мимо отобранных девок, любовно разглядывал красный товар. Девиц он отбирал сам, ни с кем не советуясь, полагая, что уж в этом он разбирается лучше, чем кто-либо. А нравились боярину девицы с тонкими прямыми носами, с черными огромадными глазищами, слегка капризными губами, и чтобы сами девицы не были толсты, но и чтоб худыми назвать их было нельзя.
Девицы, не скрывая любопытства, посматривали на воеводу, о котором в городе говорилось столько всякого. Шла молва, что хаживает он к посадским бабам и за любовь свою расплачивается щедро, не жалея и золотых алтын. А еще толкуют, будто бы прижила от него дите одна красивая монашка. С таким молодцем и в грех впасть одна радость. Правду молва глаголет: красив боярин!
— Глаза не пяльте! — строго обругал боярин. — Девка смирение свое показать должна. Посмотрел на нее отрок, а она в смущении очи в землю и уставила! Вот так-то… Ниже, еще ниже шею склоняйте, да так, как будто мимо вас сам царь идет. Учение это вам на пользу должно пойти. Ну задам я вам, если все вы домой вернетесь и никто царицей не станет! — грозил боярин шутейно перстом. — А теперь давайте в избу, застудил я вас. И хочется мне посмотреть, какие вы без шуб будете.