Мятежное сердце
Шрифт:
– Наказание за твое преступление, убийца. – Рейн сказал это очень тихо, чтобы слышала только она.
– Думаете, я упаду в обморок или сделаю другую подобную глупость?
– Ты выглядишь немного бледной.
– По сравнению с вашим зеленым лицом? – высокомерно заявила Микаэла, и когда Рейн улыбнулся, приказала, хотя он и не думал шевелиться: – Лежите спокойно.
Пока она исследовала рану, Лилан принес шкатулку тикового дерева, вытащил из нее длинные щипцы, опустил в миску и ошпарил кипятком.
– В следующий раз, прежде чем прикасаться к нему, вымойте руки, – рыкнул он.
Прикрыв рану, Микаэла послушно
Рейн чувствовал ее неуверенность, однако ему вдруг почему-то захотелось подольше удержать Микаэлу возле себя, даже если она разбередит его рану, ища пулю. А то, что в сравнении с прежними эту рану можно считать пустяком, девчонке знать необязательно. Пусть она немного пострадает.
Микаэла подошла к нему, держа завернутые в ткань инструменты, от которых шел пар.
– Я не уверена, что…
Он довольно резко приподнялся, и она хмуро взглянула сначала на него, затем на пустую чашку рядом с кроватью. «Не спрашивай ни о чем», – приказала она себе.
– Ты найдешь пулю и вытащишь ее.
– Грандиозная идея, – насмешливо произнесла она. – Почему я раньше об этом не подумала?
Рейн улыбнулся.
Проигнорировав его улыбку, Микаэла плюхнулась на табурет и сняла пропитанную кровью ткань. Синий порошок исчез, наверное, уже впитался в кожу, кровотечение прекратилось, жаль, что придется снова бередить рану, чтобы добраться до пули. Она проделывала такое со своим отцом, правда, рана не была делом ее рук, да и отец в это время ничего не чувствовал, не смотрел на нее стервятником.
– Будет больно.
– Не больнее, чем теперь, – фыркнул Рейн.
– Вы уверены, что не предпочли бы находиться в бессознательном состоянии?
– И как же ты приведешь меня в такое состояние?
– Например, стукну вас рукояткой пистолета по голове. Великолепная идея, по-моему.
Он засмеялся, и что-то затрепетало у нее внутри, словно крылья бабочки. Приятный раскатистый смех, без всякой злобы.
– Сейчас будет еще больнее, – предупредила она, запуская палец в рану, нащупала пулю, а потом ухватила ее щипцами.
Рейн не шевелился, только смотрел на нее, его дыхание оставалось равномерным, и Микаэлу восхитило подобное мужество. Бейнз, стоявший рядом, подавал ей лоскуты, чтобы вытирать свежую кровь.
Пуля выскользнула из щипцов. Она дважды пыталась извлечь кусочек свинца, и вновь открывшееся кровотечение подсказало ей, что Рейн может не пережить новой попытки. «Господи, помоги, иначе, не убив на дороге, я убью его здесь».
– Не заставляйте меня делать это, – умоляюще сказала Микаэла.
– Ты сама загнала ее туда, – ответил Рейн и провел ладонью по ее руке, мысленно произнося древние слова, чтобы вытянуть страх девушки на себя.
Микаэла вдруг ощутила тепло и покой, будто погрузилась в ванну. Она посмотрела на длинные смуглые пальцы, накрывшие ее руку, затем подняла глаза на Рейна.
До чего он красив: изогнутые черные брови над очень светлыми глазами, резкие черты лица, смягченные теплым оттенком кожи, под белой рубашкой проступают рельефные мышцы безволосой груди. Микаэла чувствовала, что, несмотря на внешнее спокойствие и расслабленность,
– Давай, – тихо прошептал он, будто прочитав по глазам, в какую сторону повернули ее мысли.
Повелительный тон заставил Микаэлу снова взяться за щипцы. Пуля вышла с первой же попытки, и она тотчас накрыла рану свежим тампоном.
– Иголку и нитку, – попросила она Бейнза, но тот протянул ей только иголку.
– Используйте его волос.
Микаэла нахмурилась. Рейн кивнул, она встала, еще раз вымыла руки и вновь склонилась к нему.
«Гром и молния, следовало поручить это Бейнзу», – подумал Рейн, чувствуя исходящий от девушки аромат. Черт побери, у него нет времени на женщин, особенно на тех, которые прежде стреляют, а уж потом разговаривают. И все же Микаэла восхищала его своей прямотой и решительностью, хотя он знал, что ей очень страшно. Рейн ухватился за покрывало, чтобы не погладить ее ягодицы, и даже не уловил, когда девушка срезала у него прядь волос.
А Микаэла, не замечая его смятения, вдела наконец волос в иголку, завязала узелок и принялась зашивать рану.
Рейн взглянул сначала на рану, потом на девушку.
– Будьте любезны красивой «елочкой».
Она увидела в его глазах смех и покачала головой:
– Вы еще можете шутить?
– А ты предпочитаешь, чтобы я разразился ужасными проклятиями?
– Это принесло бы вам облегчение.
Он пробормотал несколько слов, кажется, по-французски. Микаэла нахмурилась, а Рейн засмеялся.
«Какой у нее свирепый взгляд», – подумал он, морщась от боли.
– Что вы сказали?
– Я пожелал тебе волосатых рук и бородавок.
– О! Достаточно было несколько раз произнести: «Черт бы тебя побрал, несдержанная женщина».
– Чтобы пропало такое замечательное проклятие? – спросил он и, заметив ее испытующий взгляд, добавил: – Может, снять его?
– Я не верю в проклятия, – ответила Микаэла.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда твое хорошенькое личико покроется бородавками.
«Мне не поздоровится и без проклятия, если я не сбегу отсюда», – подумала она, наклонившись, чтобы откусить кончик волоса.
– Оставь. – Рейн провел указательным пальцем по ее сомкнутым губам.
Его взгляд скользил по ее лицу, завиткам длинных волос, спадавших на здоровую руку.
– Ты красива, Микаэла.
Она вспыхнула, но в карих глазах осталась тень вины.
– Мне очень жаль, Рейн.
– Знаю, маленькая убийца.
Рейн приподнялся на локте, его неумолимо тянуло к этой девушке. Он жаждал прикасаться к ней, чувствовать ее вкус, запах, который действовал на него лучше всякого наркотика. Микаэла не отстранилась, застыв в ожидании, и его чресла мгновенно отяжелели, налились пульсирующей кровью, глаза пылали, зрачки казались огромными. Ресницы у нее сами собой опустились, тело, словно налитый доверху кубок, наполнилось приятной истомой, и ее охватила горячая дрожь нетерпения. Она еще никогда в жизни не испытывала подобных ощущений.