Мятежные ангелы
Шрифт:
— Нет, нет… Гораздо более личное. Я… я познал ее плотски.
— Господи боже мой! Вы заговорили языком Ветхого Завета. Хотите сказать, что вы ее трахнули?
— Какое омерзительное выражение.
— Я знаю, но есть ли подходящее неомерзительное выражение? Я не могу сказать, что вы с ней возлегли, — может быть, вы вовсе не лежали. Я не могу сказать, что вы ею овладели, — она, совершенно очевидно, полностью владеет собой. «Имел с ней половое сношение» звучит как протокол уголовного суда. Или там до сих пор говорят «имел с ней близость»? Да что же на самом деле было?
—
— Надо же, какой насыщенный месяц выдался.
— Симон, заткнитесь и перестаньте острить. Неужели вы не видите, как это для меня серьезно? Я поступил исключительно неправильно. Отношения между учителем и учеником — особые, ответственные, я бы даже сказал — священные.
— Да, можно и так сказать. Но все мы знаем, что творится в университетах. Преподаватели тоже люди — подвернется симпатичная девушка, и вуаля! Иногда это бывает тяжело для девушки; иногда может сломать карьеру преподавателю, если на него бросится какая-нибудь шлюшка-интриганка. Делайте поправку на греховную природу человека. Я не думаю, что Мария вас соблазнила, — она слишком перед вами благоговеет. Значит, это вы ее соблазнили. Как?
— Не знаю. Честно, не знаю. Вот как это было: я рассказывал ей про свою работу, посвященную средневековому лечению грязью… мне как раз удалось хорошо продвинуться… и вдруг Мария рассказала мне кое-что — это касалось ее матери… ее рассказ добавил огромный кусок к уже собранной части головоломки, и я пришел в такое возбуждение… меня охватили невыразимо прекрасные чувства, и не успел я понять, что происходит, как мы…
— И Абеляр с Элоизой [50] воскресли вновь примерно на полторы минуты. Или это потом повторилось?
50
Абеляр с Элоизой. — Пьер (тж. Петр) Абеляр (ок. 1079–1142) — французский философ и теолог-схоласт, имел роман со своей ученицей Элоизой Фульбер и вступил с ней в тайный брак; был оскоплен ее оскорбленными родственниками.
— Нет, конечно нет. Я даже ни разу не говорил с ней об этом.
— Только однажды. Понимаю.
— Можете себе представить, что я пережил в тот вечер у Эрки, когда он начал приставать к ней насчет девственности.
— Но мне показалось, что она справилась блестяще. А она была девственницей?
— Боже мой, откуда я знаю?
— Бывают признаки. Вы же медиевист. Вы должны знать, на что тогда смотрели.
— Не хотите ли вы предположить, что я смотрел?! Что я, по-вашему, вуайерист какой-нибудь?
— Я начинаю предполагать, что вы идиот. У вас что, совсем никакого опыта в этих делах?
— Есть, конечно. Этого трудно избежать. Два раза это было за деньги, ну, знаете, во время командировок. Много лет назад. И один раз на конференции, коллега, женщина, это длилось пару дней. Она говорила не смолкая. Но в этот раз был какой-то демонический припадок — это был не я.
— Вы, кто же еще. Такие демонические припадки — следствие непризнанных элементов в несбалансированной жизни. Значит, вы обещали
— Я должен загладить свой поступок.
— Клем, мне не хочется читать вам проповеди, но, поверьте, это не дело. Вы думаете, что обидели девушку и что ценный подарок — ценный в системе понятий, свойственной вам обоим, — все исправит. Но это не так. Искупление должно быть в том же духе, что и проступок.
— Вы хотите сказать, что я должен на ней жениться?
— Я никогда не поверю, что она согласится за вас выйти.
— Я в этом вовсе не так уверен. Иногда она на меня смотрит… особенно. Я не тщеславен, но иногда ошибиться трудно.
— Думаю, она в вас влюблена. Девушки влюбляются в своих преподавателей, я вам уже говорил. Но не женитесь на ней, даже если она достаточно раскиснет, чтобы согласиться; у вас ничего не выйдет. Вам обоим опостылеет этот брак, не пройдет и двух лет. Нет, не переживайте за Марию: она умеет управлять своей жизнью и благополучно переболеет вами. Это вам надо вернуться в колею. Если вам и следует искупить грех, это искупление должно относиться к вашей жизни.
— Но как? О, я понял, вы имеете в виду епитимью?
— О, это хорошее средневековое мышление.
— Но что именно? Я могу, конечно, подарить церкви при колледже какую-нибудь утварь из серебра.
— Плохое средневековое мышление. Епитимья должна быть болезненной.
— Тогда что же?
— Вы на самом деле этого хотите?
— Да.
— Я дам вам старый испытанный рецепт. Кого вы ненавидите больше всего на свете? Если вас попросят назвать одного врага, кто это будет?
— Маквариш!
— Я так и думал. Тогда в качестве епитимьи пойдите к Макваришу и расскажите ему все, что только что рассказали мне.
— Вы с ума сошли!
— Нет.
— Меня это убьет!
— Не убьет.
— Он всем растреплет!
— Вполне возможно.
— Мне придется уйти из университета!
— Вряд ли. Но вы сможете в течение года или около того носить на плаще красивую красную букву «А». [51]
— Да вы шутите!
51
…вы сможете в течение года или около того носить на плаще красивую красную букву «А».— Принятое у американских пуритан наказание для прелюбодеев: они должны были носить нашитую на одежду алую букву «А» (от англ. adultery — прелюбодеяние). См., напр., роман Н. Готорна «Алая буква» (1850).
— Вы тоже. Слушайте, Клем. Вы приходите ко мне, ожидая, что я сыграю для вас священника, и вымучиваете из меня епитимью, а потом отказываетесь ее выполнить, потому что вам будет неприятно. Вы настоящий протестант; ваше кредо: «Прости меня, Боже, но, ради Бога, никому не говори!» Вам нужен священник помягче. Попробуйте Парлабейна: вы его содержите, так что он, можно сказать, у вас в кармане. Идите исповедуйтесь ему.
Холлиер встал.
— До свидания, — сказал он. — Вижу, я очень ошибся, придя к вам.