Мятежный дух
Шрифт:
Магьер ощутила, как голод отступает, уходит внутрь нее, — и тут же заныла от боли голова. Чем слабее становился голод, тем сильнее охватывала ее дрожь. Как будто она слишком много выпила… проглотила… поглотила… то ли любимого чая Винн, то ли чужой жизненной силы.
Пошатнувшись, Магьер отступила назад и запнулась о корни кустарника. Она потеряла равновесие и, чтобы не упасть, обхватила обеими руками ствол дерева.
И снова ее пронзила невидимая молния.
Мир перед глазами померк, и в этой неожиданно наступившей темноте на сознание Магьер обрушились странные,
ГЛАВА 14
Скорчившись в своем древесном алькове, Вельмидревний Отче хватал ртом воздух, задыхаясь от боли.
Это бледнокожее чудовище коснулось березы в тот самый миг, когда в дерево проскользнуло его сознание.
И Вельмидревний Отче ощутил, как жизненная сила березы стремительно утекает в плоть бледной женщины. Как будто она коснулась его самого, как будто кормилась его силой… И тогда древняя память всколыхнулась в нем, с головой окунув в море страдания.
Вот такой же, как эта женщина, явился за ним тогда во тьме… много, много лет назад.
Сорхкафарэ — Свет на Траве. Так его звали в те времена.
Изможденный, измученный, он рухнул на шерстяное одеяло, превратившееся в грязную подстилку за месяцы изнурительных переходов. И так лежал в темноте шатра, не заботясь даже о том, чтобы обработать свои раны.
Только два его командира выжили в этот день. Сегодня на поле боя он потерял больше офицеров, чем за весь прошлый месяц. Кто-то позвал его снаружи, но он не ответил. Поколебавшись, голос снаружи продолжал:
— Войска людей и гномов понесли такие потери, что не могут больше идти в бой. Они вынуждены отступать.
Какие потери у врага — неизвестно. Закрывая глаза, Сорхкафарэ видел только бескрайнее море мертвых тел, которое осталось позади, на холмистой равнине. В этот день враги пятикратно превосходили числом скудные силы союзников.
И опять Сорхкафарэ ничего не ответил. Он сейчас не мог видеть лица выживших и, даже если открывал глаза, все равно видел только лица мертвых.
Вражеская орда целеустремленно продвигалась на север вдоль Восточного побережья Центрального континента. На заре Сорхкафарэ получил известие, что Беалаль Ситт уничтожен неведомой катастрофой. Главный город гномов в горах на границе с Суманской пустыней долго выдерживал осаду. Судя по разрозненным сообщениям, в катастрофе не выжил никто — ни осажденные, ни осаждавшие.
Силы врага казались неисчислимыми. И здесь, на западе, им могли противостоять только войска Сорхкафарэ — последняя преграда, которая не давала врагу повернуть вглубь континента, к Аоннис Лоинн — Первой Прогалине — дому и прибежищу народа Сорхкафарэ.
Снаружи послышался звук удаляющихся шагов. Наконец-то его оставили в покое.
Сон все не приходил, да Сорхкафарэ и не хотел засыпать. Мысленным взором он и сейчас видел тысячи бойцов, безжалостно убивавших друг друга под палящим солнцем. Он уже не мог распознать, кто кричит перед смертью — враг или союзник. Сегодня на той равнине он истратил и ярость, и даже страх.
Сколько их было — покрытых шерстью и чешуей, смуглых и светлокожих,
Снаружи, в лагере, раздался крик, затем застонали — раз, другой. Раненым и умирающим пытались помочь, чем возможно, хотя это только прибавляло им страданий. Кто захотел бы прожить еще один день, подобный сегодняшнему?
Снова крики. Топот бегущих ног. Недолгий лязг стали.
Кто-то завозился у холщового полога шатра.
— Оставьте меня в покое, — пробормотал Сорхкафарэ, и не думая вставать.
Оторванный полог с треском отлетел прочь.
Оранжевый отсвет лагерных костров очертил темную человеческую фигуру. Лица человека Сорхкафарэ различить не мог. Тускло отсвечивали чешуйки стального панциря. Сорхкафарэ показалось, что кожа у пришельца смуглая, как у суманцев.
Он мгновенно насторожился.
На стороне вражеской орды людей воевало примерно столько же, сколько в союзных войсках. Большинство людей, примкнувших к врагу, было суманского происхождения. Неужели кто-то из них пробрался в лагерь незамеченным? Сорхкафарэ быстро сел.
На руке, придерживающей остатки полога, не хватало кисти — недавно отрублена. В другой руке не было никакого оружия.
С такой раной невозможно оставаться на ногах. Из глубины лагеря донесся еще один крик.
Калека бросился на Сорхкафарэ, испустив хриплое гортанное шипение — звук, исполненный безумия.
Сорхкафарэ перекатился к задней стенке шатра и выхватил боевой кинжал. Нападавший с разгону упал ничком на пустую постель. Едва он развернулся на одеяле, Сорхкафарэ нанес удар.
Кинжал вонзился в шею чужака, чуть выше края панциря. Суманец разом обмяк.
Сорхкафарэ выскочил из шатра. Огляделся, высматривая кого-нибудь из офицеров, чтобы сделать выговор за промашку внешней страже лагеря. Редкие крики затихали один за другим.
Самый ближний к шатру костер оказался погашен, только дымились угли. Погасли почти все факелы, и в лагере все заметнее сгущалась тьма. Луна — даже для зорких эльфийских глаз — светила еще недостаточно ярко, однако Сорхкафарэ показалось, что от шатра к шатру торопливо снуют какие-то тени. Тут и там раздавались странные сдавленные звуки либо краткий, сразу обрывавшийся крик. Между рядами шатров медленно и целеустремленно шагал одинокий силуэт.
— Сорхкафарэ… где ты был?
Сорхкафарэ был знаком этот голос. Голос, который действовал ему на нервы всякий раз, когда его обладатель открывал рот.
Кедмон, командир войска людей, сражавшихся под началом Сорхкафарэ… или того, что осталось от этого войска.
У Сорхкафарэ не было сил для очередного спора. Кедмон вечно первым задирал его. Он чересчур безжалостно обходился со своими солдатами и неизменно требовал устраивать ночные вылазки — после того, как его подчиненные провели весь день на марше.