Мятежный капитан
Шрифт:
— У нас свобода слова…
— У вас?
— У всех нас! И у вас тоже, товарищ полковник.
— Мне она не нужна, моя свобода слова — это решения партии и правительства!
Полковник Самсонов разозлился, швырнул карандаш на документы. Он явно не испытывал желания далее общаться с нагловатым капитаном. Его рабочий стол был завален делами увольняемых офицеров, а также вновь прибывших в округ, либо убывающих из него, а тут вместо плановой работы сиди и занимайся этим бездельником.
—
— Об этом сейчас многие говорят. И потом я могу принести десятки писем других ветеранов в мою поддержку.
— Стоп, хватит демагогии! Мне некогда слушать ваши бредни, товарищ капитан. Вам не место в наших рядах, пора распрощаться. Пройдите в семнадцатый кабинет, там мои подчиненные с Вами обстоятельно побеседуют…
Эдик козырнул, сказал: «слушаюсь» и вышел, тихо прикрыв тяжелую дверь, обитую дерматином тёмно-бордового цвета. Первый этап экзекуции был завершен, капитана передали с рук в руки, словно по этапу. В кабинете номер семнадцать находился незнакомый подполковник. Когда Громобоев вошёл и доложился, тот торопливо закрыл распахнутую форточку, возле которой курил и закашлялся. Экзекутор оказался очень высокого роста, примерно двух метров, сутулился и оттого был похож на виселицу, он был чрезвычайно худощав и бледен.
«Эк, вымахал, — подумал капитан, — в случае чего, если и захочешь — не достанешь до челюсти, хоть подпрыгивай…»
— Входите, капитан, садитесь, я вас внимательно слушаю! — произнёс длинный.
Эдуард пожал плечами, о чем говорить-то?
— Да мне собственно нечего сказать…
— Ну, а раз нечего сказать, то пишите рапорт об увольнении по собственному желанию, сейчас есть такая возможность тем, кто не желает служить.
— Почему не желаю? Желаю! Я и в Академию поступил…
— Гм-гм. В Академию… Тогда подайте рапорт с просьбой перевести Вас на Крайний Север, замполитом отдельного самоходно-артиллерийского дивизиона.
— Насколько я слышал, все отдельные танковые батальоны и дивизионы в Архангельской и Мурманской областях и в Карелии до конца года сокращаются?
— Извините, но другой должности у меня для Вас нет.
Громобоев удивленно вскинул брови.
— У Вас нет?
— У нас в Политуправлении округа! Для Вас в кадрах места нет, сами знаете — идет масштабное сокращение армии.
Эдик моментально взмок от напряжения, во рту пересохло.
— Можно водички?
— Пейте, — милостиво разрешил худой подполковник и принялся откровенно неприязненно рассматривать собеседника.
— Товарищ
Рука Громобоева дрогнула, вода из стакана чуть не расплескалась на пол.
— Между прочим, я их не в штабе заработал, не на паркете выслуживался, награждали за боевые заслуги. Да и вы — не Родина.
— Не знаю я Ваших заслуг, не в курсе, что Вы там делали, а бумага всё стерпит. Знаем случаи, как покупаются награды разными проходимцами…
— А вот это уже перебор, товарищ подполковник и свинство. Почему же тогда Родина Вас не наградила, раз Вы такой образцовый. Или тогда надо было поучаствовать в сорока боевых операциях: в горах, в кишлаках, на вертушке в Панджшер десантироваться, пулю схлопотать, осколок, контузии получить, тепловой удар…
— Вот только не надо спекулировать на военных заслугах и орденами прикрываться.
Эдуард резко вскочил на ноги, у него даже зашумело в голове, он сосчитал про себя до пяти, но не сумел сдержать ярость.
— Попрошу не передергивать! Я ничем не прикрывался! Но на Север в почти расформированную часть не поеду! Я и без того недавно прибыл из удалённого района с крайнего юга! Вы сами об этом только что сказали. Почему я должен уезжать к новому месту службы?
Подполковник недовольно поморщился.
— Как я понял, по-хорошему у нас ничего не получится? Значит, разговор будет долгим и примет иной оборот. Ну, ладно, приступим…
Подполковник подсунул Громобоеву пачку листов бумаги и предложил писать объяснительные по каждому кляузному письму и по каждой жалобе. Пришлось пояснять письменно, что именно говорил, когда, где, по какому поводу, в каком контексте. А также: зачем и что этими словами хотел сказать. Громобоев объяснялся примерно два часа, почиркал и порвал несколько листов, сломал от злости одну шариковую ручку.
Вскоре к этому худому и высокому присоединился второй подполковник, толстенький, с красным лицом гипертоника и с глубокими залысинами на голове. Войдя в кабинет, он сходу поинтересовался:
— Как дела, Александр Викторович?
— Работаем, Сергей Сергеевич, — ответил высокий.
— Хорошо, я у вас в кабинете посижу, почитаю объяснительные, помогу вам Александр Викторович. Может, подскажу что-то дельное, как нам удачно выйти из создавшейся ситуации.
Оба подполковника по очереди и с интересом почитали пространный текст, написанный торопливыми каракулями Эдуарда.
— Ого! Вот это да! — обрадовался лысоватый Сергей Сергеевич. — Да вы ни от чего не отказываетесь? Искренне признался, как минимум на увольнение из армии. Ты посмотри, честен, совсем не пытается врать и юлить!