Мятежный остров
Шрифт:
– Безумно… – тихо сказал Рождественский.
– Чего? – нахмурился Харлампиев.
– Безумно интересно, – договорил Виталий.
– Не врубаюсь я в твой фраерский базар, – резко сказал Дмитрий. – Я тебе рассказываю, как отчалить отсюда. А ты мне в пельмени дуешь: безумно – небезумно… Короче, я беру тебя с собой, а ты мне помогаешь с этих островов когти рвать. Прямо в Россию. Короче, мой пароход, твои подвязки. Ну как? Договорились?
– Смотри… Неплохо, да? – Виталий кивнул на свою картину. Голая красотка, казалось, сейчас сойдет с листа ватмана и окажется прямо
– Хороша… А ты, папа Карло, подумай, что я тебе сказал. У нас все на мази. Я просто так рамсы не развожу. Мы готовы, как только, так сразу. А на днях корыто притаранят. Или тебе нравится здесь парить кости?
– Что ты говоришь, Дмитрий? Кому здесь нравится париться? Я подумаю. Если смогу, то помогу. Надо все как следует просчитать, – задумался Рождественский.
– Хорошо, лады… А это что за клоун тут пасется? – Дмитрий вдруг почувствовал за собой движение, приподнялся. Затем быстро обернулся и схватил рукой дрожащего Домингоса за шею. Тот всего пару минут назад боязливо подошел и, услышав, что «белые» между собой о чем-то оживленно беседуют, стал ждать, не смея их перебить.
– Вот баран, подслушивал. Ты русский язык понимаешь? – Харлампиев налег на тщедушного парня, казалось, сейчас шейные позвонки филиппинца хрустнут.
Домингос испуганно хлопал глазами. Он ни слова не понимал.
– Тогда что ты тут вынюхиваешь? – страшным голосом прямо в ухо парню по-английски проговорил Дмитрий.
– Ничего… Отпусти, Хар-Ламп, – застонал филиппинец.
– Это почему я должен тебя отпустить?
– Я пришел сказать тебе что-то важное.
– Важное…
Только теперь Дмитрий немного ослабил хватку.
– Боксер хочет с тобой встретиться, – быстро заговорил филиппинец. – Приглашает прийти сегодня в час ночи за барак.
– Он будет там один?
– Да.
– Тогда скажи ему, что я буду не один. Я не верю ему, – сказал Харлампиев. – Если ему надо со мной встретиться, пусть он верит мне.
– Хорошо! – прохрипел Домингос.
Дмитрий отпустил парня, тот быстро отошел в полумрак, что царил внутри барака.
На стрелку Харлампиев взял с собой голландца Ван дер Венделя и представителя вьетнамцев Нгуен Тхао.
– Зачем ты пришел с двумя людьми? – не выходя из темноты, спросил Нукулпрадат.
– Это мои друзья, я от них ничего не скрываю, – ответил Дмитрий. – Ты хотел со мной поговорить, значит, принимай мои условия.
– Хорошо, – согласился Нукулпрадат, – я буду говорить вам – «белому братству» – и нашим братьям-вьетнамцам.
Таиландец выступил из тени. Луна осветила его изуродованное лицо. Тени сделали его еще более свирепым.
– Ни филиппинцы, ни мой друг, о котором я говорил, ничего не имеют к Карлу Свенссону, – тихо сказал Боксер. – Я говорю честно – он этого не делал.
– Ах ты, сука! – не выдержал Дмитрий и ударил таиландца в грудь.
Тот стойко выдержал удар. Не ответил. Только с шумом выдохнул воздух, восстановил дыхание и продолжил говорить:
– «Хозяину» приказывает издеваться над Карлом один военный американец. «Хозяин» боится американца и заставляет меня кошмарить вашего друга.
– Значит,
– Можете меня сейчас убить, но я не стучу! – в глазах таиландца вспыхнул гнев. – Я стою за справедливость! Если некоей мрази суд разрешил жить, а эта мразь совершила такие дела, что жить больше не смеет, я ее уничтожаю.
– И ты веришь всему, что тебе говорит хозяин? – спросил Ван дер Вендель.
– Стараюсь проверять, – ответил Нукулпрадат.
– А почему в этом случае не проверил? – вмешался Дмитрий – у него чесались кулаки раскроить эту уродскую рожу.
– Про Карла говорил американец. Он угрожал мне, – объяснил таиландец.
– Даже если ты не стучишь, но за то, что ты хотел унизить человека, которого теперь мы уважаем, – рассудительно проговорил вьетнамец, – ты заслужил смерть.
– Да, я понимаю, – сказал Нукулпрадат, – но моя смерть не выгодна никому. Ни вам, ни Карлу. Если вы меня убьете, то хозяин и американец найдут кого-то другого вместо меня. А мою смерть используют для репрессий. Начнут шманать. Перевернут барак. Каждый попадет под раздачу. Авторитетных загонят в яму. А могут выписать беспредельщиков из другой тюрьмы. И устроить резню. У них есть много способов расправиться с заключенными. Поэтому я предлагаю оставить меня среди живущих, чтобы иметь связь с «хозяином», а для Карла у меня есть особое предложение.
Часовой, стоящий на посту перед воротами, которые вели к административному зданию, услышал глухой звук ударов, стоны, приглушенные вопли. Группа людей, судя по лицам и фигурам, азиатов, обступила и избивала ногами белого человека. Невзирая на удары, тот упрямо полз к воротам.
– Помогите! – кричал он. – Помогите, меня убивают. – Его голос срывался.
– Разошлись! Стой! – Часовой выстрелил в воздух.
Люди разбежались, оставив человека лежащим на влажной земле.
Часовой не подошел к нему – он оставался на посту, как и положено по уставу, а вдруг это приманка, – вызвал по рации дежурного. Тот в сопровождении двух солдат подошел к лежащему.
Это был Рождественский. Виталий был весь залит кровью.
– Прошу в одиночную камеру, – сказал он и потерял сознание.
Дежурный позвонил начальнику медицинской службы тюрьмы. Пеллегрино оказался мертвецки пьяным.
– Дышит? – спросил он у дежурного, едва врубаясь в то, что от него хотят.
– Дышит, – ответил тот.
– Открытое кровотечение есть?
– Нет. Точно нет, – сообщил дежурный после того, как в свете фонариков осмотрел Рождественского.
– Тащите в камеру. Пусть полежит до завтра, – сказал заплетающимся языком Пеллегрино, – завтра я им займусь. – И бросил трубку.
Солдаты на руках перенесли Рождественского в тот же карцер, где он уже побывал несколько дней назад.
За сценой осмотра Виталия из-за угла барака наблюдали Дмитрий и Ван дер Вендель. К ним подполз Нукулпрадат. Его рука была перевязана тряпкой, через которую сочилась кровь.