Мятежный рыцарь
Шрифт:
– Как тебе понравился Малькольм?
– Малькольм? – Джулиан ощутил укол ревности. Это явно признак безумия – ревновать к священнику. Да, но именно у этого священника было семь сыновей.
– Да, Малькольм Огилви, мой дядя. Брат моей матери.
Джулиан задумался.
– А почему он не управляет Кинлохом или Лохшейном?
– Этими фьефами владели Мораг и Кейтрона, мои тетки. Поскольку ни у одной из них не было дочерей, Ровена стала леди Лохшейна, а Кинлох перешел к Рейвен. У Огилви из Глен-Шейна земли и титулы передаются по женской линии. В кельтской церкви священничество переходит
Джулиан провел мочалкой по ее руке так, что костяшки его пальцев коснулись ее груди. Она затаила дыхание, но протеста не выразила. Первый шаг в укрощении лошади – это позволить ей привыкнуть к прикосновению хозяина, к его запаху. Джулиан применял этот принцип к Тамлин.
Все, чего хотел Джулиан, – это отбросить мочалку и скользить руками по каждому дюйму ее золотой кожи. Его взгляд был прикован к ее грудям, которые соблазнительно покачивались под прозрачной водой. У Джулиана от охватившего его желания закружилась голова. Желание усиливал ее запах. Это была настоящая пытка, которой подвергла ею языческая колдунья. Она вполне могла бы его убить…
– Визит в церковь, полную языческих резных рисунков, был… э… познавательным?
– Вне всякого сомнения, – рассмеялась Тамлин. Джулиан вспомнил резные фигуры женщин, демонстрирующих интимные части тела, и покачал головой:
– Я не привык видеть языческие символы плодородия в христианской церкви.
Когда мочалка сместилась на плечо и небрежно скользнула вниз, к груди, Тамлин остановила его, взяв за запястье.
– Дальше я сама справлюсь, лорд Шеллон.
Он наклонился и прошептал ей в ухо:
– Подумай о тех удовольствиях, которых лишаешь нас обоих.
Тамлин оставалась непреклонной.
Когда она не уступила, он с громким шлепком бросил мочалку в воду и отошел, чтобы налить себе вина. Опершись о стол, он потягивал вино и наблюдал за ней. Она понятия не имела, как провоцирует его.
Джулиан не был терпелив. Привыкший командовать, он редко шел на компромисс.
Он хотел ее. Сейчас же.
В этот последний год его жизнь была подобна стоячей воде. Он считал себя виноватым в смерти Кристиана. Впервые после Уэльса ему захотелось начать новую жизнь, обзавестись семьей. Желание это было настолько сильным, что необходимость контролировать себя стала почти болезненной. Он неправильно повел себя с Тамлин, но больше это не повторится.
– Ты собираешься остаться? – спросил Джулиан.
Он с трудом сдерживал смех, поймав ее мрачный, сердитый взгляд.
– Ты скорчишься и высохнешь, как старуха, если останешься здесь дольше.
Она напоминала ему мокрую кошку, готовую зашипеть.
– Не подадите ли мне полотенце? – Она показала на кусок полотна, лежавший на скамье.
– Это? – спросил он, но не двинулся с места.
– Amadan. Принеси мне его.
Джулиан подошел ближе. Но так, что она все равно не могла дотянуться до полотенца рукой. Держа ткань на уровне груди, он развернул ее. Горящие глаза Тамлин говорили о ее ярости, но ему нравилось дразнить ее. В это мгновение он понял, что будет счастлив с Тамлин.
– Подай мне его». – Она
Он криво усмехнулся:
– Давай сделаем так. Каждый из нас пройдет половину пути.
Обдумывая его предложение, Тамлин дрожала от холода. Вода совсем остыла. Перестав изображать скромность, она вылезла из ванны, расправила плечи и только сейчас поняла, какую власть может обрести голая женщина над мужчиной.
У Джулиана был такой вид, словно его ударили под дых.
Они с Тамлин поменялись ролями. Ее тело сводило его с ума. В то же время Джулиан знал, что его желание – не просто похоть. Эта женщина ему нужна. Возможно, она спасет его от темноты, поглощающей его разум.
Ради этой женщины он готов был на все. На убийство. На смерть.
Тамлин позволила Джулиану укутать ее в шерстяную ткань. Он прижался к ней, чтобы она ощутила жар его тела, его мужской запах. Он был заметно возбужден. Она выгнулась навстречу ему.
Ему хотелось протянуть руку и взять то, что ему принадлежит, овладеть ею сотней способов. Но он не станет этого делать. Если она добровольно не отдаст ему и свое тело, и свое сердце, тьма поглотит его.
Не дай Бог стать таким, как Эдуард. После смерти его обожаемой королевы Эвелинор та искра человечности, которую она зажгла в нем, превратилась в пепел. Все чувства умерли. Осталась лишь жестокость. Случись такое с Джулианом, он предпочел бы умереть.
Тамлин умела рассеять черноту ночи, поглощавшую его душу. Она была путеводной звездой, следуя за которой он мог попытаться найти что-то лучшее в жизни.
Их тела соприкасались, и он страстно желал ее, согретый магическим сиянием, которое она излучала. После того как весь прошедший год он чувствовал себя таким мёртвым внутри, все эти безумные крайности было почти невозможно выносить. Он закрыл глаза, оттого что она смешала все его чувства, и позволил ее силе пронестись сквозь него.
«О, пожалуйста, прими меня!..» – шептала его душа.
– Садись ближе к огню. Ты дрожишь.
Он проводил ее в соседнюю комнату и усадил на медвежью шкуру перед камином. Она настороженно смотрела, как он подбросил в огонь еще торфа и его быстро охватило синее пламя.
– Ты встречал моего отца, – пробормотала Тамлин. Это был не вопрос, а утверждение. – Прежде чем ты…
Ее голос дрожал, она не договорила, это была стрела, пронзившая сердце Джулиана. Подавляя реакцию, он сосредоточился на поддержании огня, заставляя себя думать только об этом. Черная пустота все еще свирепствовала в нем, взывая к ее свету, ее теплу. Он перестал подкладывать торф и взглянул на Тамлин. На него смотрели светящиеся, кошачьи глаза.
– Некоторое время назад. – Их встреча была для него потрясением, одним из многих забытых фрагментов памяти. Только теперь он понял ее важность. – Он сказал, что я должен приехать сюда, в горы, и остаться… что я найду здесь покой. Ты это знала?
Потрясенная, она ничего не ответила.
Он доставил ее отца к Эдуарду?.. Джулиан вскочил, стараясь удержать под контролем свои эмоции. Он не придал большого значения просьбе Шейна посетить его и его семью. Вывод был неизбежен.
К горлу Джулиана подступила тошнота.