Мычка
Шрифт:
Спрашивать бесполезно. Сознание женщины помрачено настолько, что она не понимает происходящего. Но что могло так напугать живущего в лесу человека? Или это не страх, что-то другое? Отчего даже вернувшись в деревню, будучи в безопасности, несчастная то и дело смотрит назад, простирает руки к лесу, словно взывая к чему-то, или... к кому-то?
Догадка вспыхнула молнией. Поддавшись наитию, Мычка рванулся в лес, понесся, следуя по уходящим в чащу следам. Деревья мелькают смазанными тенями, под ногами стелется серое покрывало хвои с редкими пятнами снега. Ноги несут легко, словно и не было изнурительного пути по реке, когда мышцы сводит а перед глазами плывет красное. Сердце колотится от волнения, а в душе расплывается сладкое предвосхищение. Наконец-то
Ноги замедлили шаг, и хотя продолжают движение, ступают насторожено и мягко. Уши задвигались, вычленяя среди лесных шорохов и звуков нужные, а тело напружинилось, готовое выплеснуть в едином порыве остатки сил. Ноздрей коснулся приторный запах. Тот запах, от которого шерсть на загривке поднимается дыбом, а в груди разрастается ледяной ком. Запах, что нагоняет на любое лесное существо ужас, заставляя в панике бежать, или сжиматься в комок, в ожидании неминуемой гибели. Так пахнет бер - владыка леса.
Слуха коснулись странные звуки, сопение и скулеж, будто где-то поблизости, в ожидании мамаши, возятся щенки. Напрягая слух так, что заныло под черепом, Мычка осторожно раздвинул ветви кустарника, выглянул. Впереди, совсем рядом, небольшая полянка. По краю стражами выстроились деревья-великаны, сверху холодно синеет небесное око. Края полянки густо заросли кустарником, обледенелые, лишенные листьев, ветви усыпаны гроздьями крупных кроваво-красных ягод, а в центре...
Мычка ощутил гордость. Он не ошибся. В центре полянки на белой тряпице восседают два карапуза: щеки измазаны красным, руки по локотки погружены в горку ягоды, откуда раз за разом вытаскивают полные горстки, засовывают в рот. Губы поползли в стороны, но взгляд метнулся дальше, и улыбка сникла, а к сердцу подкатил холодный ком. На противоположной стороне поляны, в кустах, маячит серое, слышится непрерывное похрустывание, то и дело доносится ворчание, прерывающееся смачным чавканьем. Бер!
Медленно, боясь малейшим шумом привлечь внимание хозяина леса, Мычка выдвинулся из кустов. Ступая, словно по тонкому льду, мягко зашагал к детям. Бер хоть и сильнее всех в лесу, но нападет редко, предпочитает лакомиться ягодами или половить рыбу в ручье, не брезгует и мертвечиной. Что делает бер в столь позднее время, когда прочие его сородичи давно спят в берлогах? Решил отведать последней ягоды, или волею случая пробудился, и бродит по лесу, не в силах обрести покой?
Мычка приблизился к детям, нагнулся. Только бы ребенок не закричал. Испуганный незнакомым лицом, карапуз заверещит, призывая на помощь мать, и все кончится. Неудачливый охотник даже не успеет повернуться, чтобы встретить смерть достойно, лицом к лицу. Хруст веток отдается в черепе оглушительным эхом, словно до кустов вовсе не десяток шагов, а совсем-совсем близко. Протяни руку - нащупаешь мохнатый бок. И не нужно поднимать взор, чтобы мышцы не размякли, а ноги не подогнулись от ужаса. Пусть лучше он до последнего будет видеть этих замечательных малышей, чем оскаленную маску смерти.
Один из малышей дремлет, ощутив прикосновение, лишь обхватил руку, крепко вцепился ручонками, так и не проснувшись. Второй играет с ягодой, пересыпает из стороны в сторону, сопровождая катящиеся красные шарики веселым гулением. Заметив тень, малыш поднимает голову, ненадолго замирает, его лицо принимает удивленное выражение. Рука замедлено тянется к малышу, пальцы цепляют за одежку, поднимают над землей. Остается лишь пристроить драгоценную ношу и уйти. И в этот момент лицо карапуза искажается испугом, рот открывается, исторгает пронзительный вопль.
Треск веток усиливается. Из кустов раздается недовольное ворчание, запах становится сильнее, пронзительнее. Сердце обрывается, а ноги слабеют. Ну вот и все. Хотя, есть еще шанс. Ничтожный, но есть. Главное, не смотреть. Тем более, если в руках нет крепкой рогатины, а рядом, плечо к плечу,
Земля сотрясается от тяжелой поступи, болью отдается в костях. Шорох превращается в грохот, рев становится все злее, яростнее. Подчиняясь неведомой силе, голова поднимается. Не смотреть, ни в коем случае не смотреть! Но нет сил противиться, и глаза поднимаются, вбирая в себя хозяина леса, постепенно, кусочек за кусочком, от кончиков лап, до вздыбленной на загривке шерсти.
Бер ужасен и, одновременно, величественен. Не зря его прозвали хозяином леса. Могучая, глыбоподобная плоть, покрытая толстым слоем сала и пластами мышц не поддается и рогатине, если ударить недостаточно сильно, мощные лапы с кинжалами-когтями, одним ударом хозяин леса ломает хребет гиганту-лосю, приплюснутый череп с глазами - бусинами, багровое жерло пасти, вместе с угрожающим рычанием исторгающее тяжелое зловоние.
Глаза в глаза. Мир исчезает, отодвигается вдаль, остается лишь взгляд. Исполненный тяжелого гнева взгляд хозяина леса давит так, что больно смотреть. Хочется опуститься на колени, трепеща лишь от одной мысли, что осмелился преступить дорогу, отдаться на волю сильнейшего. Но что-то глубоко внутри заставляет смотреть, сдерживая льющуюся из глазниц бера темную мощь. Ведь не зря племя охотников испокон века живет в лесу. Морозный дух холмов не только не гасит - раздувает пылающий в груди каждого яростный огонь жизни, что заставляет противиться судьбе до последнего, даже если это последний вздох, удар, капля крови.
Бер зарычал, вздыбился, отчего разом увеличился почти вдвое, шагнул, раскинув лапы... и пропал. Лишь треск кустов, да недовольное фырканье, что вскоре затихли вдали. Мычка замедленно повернулся, на деревянных ногах двинулся в обратный путь. Разум отказывается верить, но в груди уже разрастается обжигающе сладкое чувство победы. Он выжил. И не просто выжил, а победил хозяина леса! Пусть не в бою, пусть без единой капли крови, но бер отступил, ушел своей дорогой, оставив поле сражения за человеком.
Под ноги ложится земля. Ноги ступают уверенно и твердо. Победителю некуда торопиться. Если уж сам владыка леса - бер уступил дорогу, что говорить о жителя деревни? Подождут. С мешками полными рыбы подождет приютивший его мужчина, подождет и женщина, что, помутившись разумом от испуга, оставила детей хозяину леса. Герой должен держаться достойно, вот только ноги что-то сбиваются с шага, начинают частить, а из глубин души поднимается сладкое предчувствие, толкающее быстрее дойти до деревни, чтобы сполна вкусить почестей от благодарной мамаши и растроганных соплеменников. Ведь это он, а не кто-нибудь рванулся в лес, выхватил глупых карапузов из самых лап смерти. Конечно, он постарается вести себя скромно, словно ничего и не случилось, ведь это такая мелочь - спасать детей от голодного бера-шатуна, обронит несколько кратких слов, и вернется на место ночлега, провожаемый уважительными взглядами мужчин и восхищенным перешептываньем женщин.
Впереди показалась околица, тут же, рассыпавшись полукругом, столпились жители села. Ощущая, как от предвкушения похвал запылали щеки, Мычка опустил голову, стараясь не выдать охвативших чувств. Деревня с каждым шагом приближается, уже слышны поскрипывание сапог, да шорох одежды, ноздрей касаются запахи пота и рыбный дух, но что-то идет не так, чего-то не хватает. И почему так тихо, не слышно возгласов радости, приветственные вопли не сотрясают лес?
Похолодев от нехорошего предчувствия, Мычка поднял голову и оторопел. Вокруг лица, лица, лица, но все, как одно, исполнены страхом и глубоким отвращением. Ноги сбились с шага. Пройдя еще немного, Мычка остановился, растеряно обвел взглядом толпу. Воздух загустел от напряжения, как перед хорошей бурей, еще немного и хлестнет молния, испепеляя вызвавшего гнев толпы. Мысли взвихрились, заметались в тщетных попытках понять происходящее, но где-то в глубине уже возникло и окрепло понимание - кто именно вызывал недовольство. Вот только почему?