Мычка
Шрифт:
– Даже если ты прав, вполне возможно, это просто такое странное место, где полно колючек. Все что нужно, пройтись вокруг, поискать, и наверняка я тут же наткнусь на потерянный путь.
Мычка помрачнел, сказал серьезно:
– Или на другого бера, что, разбуженный шумом битвы, спешит на помощь товарищу.
Зимородок ощутила, как от страха подогнулись ноги, а сердце забилось испуганным зайцем. Лес вокруг вдруг показался мрачным, наполнился опасностью. Взгляд раз за разом возвращается к мертвому хозяину леса, что, даже мертвый, внушает ужас и почтение чудовищными
Взгляд сместился на спутника, что лежит неподалеку, с отвлеченным выраженьем лица и слабой улыбкой, удивительно спокойный и расслабленный, словно ничего не произошло. А ведь он совсем недавно победил бера! Она даже не слышала о том, чтобы кто-то убивал хозяина леса в равной схватке. А тут все произошло прямо на глазах. И хотя она мало что помнит, страх парализовал волю и почти лишил слуха и зрения, но результат налицо: всесильный бер мертв, а парень жив и здоров, отделавшись лишь небольшой царапиной, как ни в чем не бывало таращится на нее бесстыжими глазами.
Будет ли человек, что еще совсем недавно балансировал на грани между жизнью и смертью, лгать? Вряд ли. Но то человек обычный, привычный и понятный. Этот же и не человек вовсе, а не пойми что. Потому и бера победил, что не обычный.
Помявшись, Зимородок поинтересовалась:
– Так что же делать?
Мычка отметил, как лицо спутницы разгладилось, а из голоса исчезло высокомерие, но виду не подал, сказал с прежней серьезностью:
– То, на что благословил Филин. То, что в тайне хочет любой, но боится признаться - слишком многое придется менять, от многого отказаться.
– Что?
– выдохнула Зимородок.
– Отправиться в далекое путешествие. Познать мир. Обменять родной, но тесный уголок, на бесконечные, полные неизведанного просторы. Позволить себе то, на что в обычных обстоятельствах просто не хватит духу.
Девушка стояла, словно зачарованная, вслушиваясь в слова, а Мычка говорил и говорил, боясь прерваться, чтобы едва проклюнувшийся росток доверия не увял, загубленный неверным словом. Наконец, он выдохся, замолчал, смежил веки, не желая спугнуть спутницу лихорадочным блеском глаз.
Лишенный эмоций, сухой голос неприятно резанул слух.
– Все это замечательно, и, возможно, ты бы преуспел, будь на моем месте кто-нибудь другой. Но я не верю ни единому твоему слову, и потому ухожу.
Зимородок развернулась, пошла скорым шагом, словно боясь, что собранной в кулак решимости не хватит надолго. Мычка смотрел девушке вслед до тех пор, пока силуэт не скрылся за деревьями, но и после, когда серое пятно заплечного мешка растворилось в кустарнике, еще долго не мог отвести взгляд.
Мысли растворились, чувства улеглись. Ощущая странную опустошенность, какой не было даже после боя с бером, Мычка откинулся на спину, закрыл глаза, погрузившись в сонное оцепенение. Наказ наставника не выполнен, Зимородок ушла, а он лежит, не в силах двинутся. Наверное, следовало подскочить, броситься за девушкой,
Но нет сил и нет желания. А глубоко внутри, где обычно горит теплый огонек надежды, образовалась гулкая пустота. Пустота растекается по телу вязкой хмарью, высасывает силы, гасит малейшие желания, так что остается лишь пустая оболочка, без надежд, без чувств, без побуждений.
В мерное дыхание леса вкрался назойливый шум, сперва далекий, не громче комариного писка, вскоре усилился, разросся. Поначалу Мычка не обратил внимания, лишь чуть заметно дернулось ухо, развернувшись на звук, однако вскоре повернул голову, привстал, настороженно вглядываясь в заросли.
Из глубины леса приближается нечто неведомое. Громко трещат ветви, окрест замолкают птицы, испуганные неизвестной опасностью. Глаза прищурились, не мигая уставились на место, где появится враг, руки коснулись рукоятей мечей. Сердце гулко стучит, разгоняя по мышцам кровь, пальцы подрагивают, готовые сомкнуться на рукоятях и в мгновенье ока выхватить клинки. Еще немного. Еще чуток. Ну же, ну!
Хрястнуло, взметнулась хвоя. Мычка закрыл глаза, замедленно выдохнул, поспешно опустился на землю, уронив голову на грудь, чтобы скрыть, как от радости заалели щеки, а губы растянулись в широкую приветливую улыбку. Из-за деревьев, продираясь сквозь кусты подобно рассерженному вепрю, выскочила Зимородок. Волосы взъерошены, на лице пламенеют свежие ссадины, одежда в мелких веточках и хвое.
Девушка всхрапнула, глянула дико, но, едва заметила Мычку, разительно изменилась: спина выпрямилась, носик горделиво задрался, лишь в глазах, упрятанный на самое дно, по-прежнему плещется страх. Она величаво приблизилась, стараясь идти с достоинством, сказала с ноткой сожаления:
– Я решила, что пойду с тобой.
Сделав над собой усилие, Мычка согнал улыбку, спросил с нарочитой простотой:
– Что-то стряслось?
Зимородок сделала неопределенный жест, и хотя глаза едва не вылезают из орбит, пытаясь посмотреть, что же происходит там, за спиной, откуда только что принеслась, как испуганная лань, сдержалась, не отрывая взгляда от собеседника, произнесла:
– Ничего особенного. Просто... я подумала, что, возможно, действительно стоит пройтись, посмотреть на мир. А то что-то подзасиделась я, ни шагу из деревни. А там из развлечений лишь рыбалка, да посиделки на скамьях.
– Не замечая, что повторяет слова вершинника, она еще что-то говорила, затем прервалась, добавила с озабоченностью: - К тому же нужно позаботиться о тебе. Конечно, рана не глубока, но мало ли что. Нужно повязку сменить, травы подобрать...
Девушка замолчала, вперила взгляд в пространство. И хотя она всеми силами изображала безразличие, Мычка заметил, как пульсирует голубенькая жилка на виске и сжимаются кулаки, комкая в пальцах клочки меховой опушки. Он кивнул, словно ничего и не произошло, сказал дружелюбно: