Мычка
Шрифт:
Лес заметно изменился. Мрачный сосняк поредел, ели потеснились, уступив место лиственным собратьям, отчего вокруг стало светлее и просторнее. Мычка с удивлением и любопытством посматривал на доселе не виданные деревья и кустарники с усыпавшими ветви широкими зелеными пластинками, вместо привычных тонких острых иголочек. Большую часть деревьев он знал, и даже изредка встречал неподалеку от родной деревни, но некоторые видел впервые.
Изменился и запах. Исчезла затхлость, воздух наполнился пряными ароматами от растущих тут и там цветов, с крупными, нескромно-яркими бутонами
Опасаясь, что спутнице придется тяжелее, Мычка то и дело поглядывал в сторону Зимородок, готовый поддержать, помочь, если возникнет необходимость. Но девушку подобные вопросы не заботили вовсе. Широко улыбаясь, Зимородок вдыхала воздух полной грудью, наслаждаясь путешествием, вертела головой, с любопытством поглядывая вокруг, а под ноги смотрела, лишь заметив особо яркий цветок или маслянисто поблескивающую шляпку гриба, от времени не успевшего потускнеть и скукожиться.
В очередной раз втянув ноздрями воздух, Зимородок произнесла с подъемом:
– До чего же здесь хорошо! Я и не думала, что лес может быть таким приветливым.
Обойдя по широкой дуге подозрительно сильно разросшуюся травяную кочку, Мычка покачал головой, сказал в раздумье:
– Приветливый? Может быть. Но и непознанный, а оттого опасный.
Зимородок скосила глаза, сказала со смешком:
– Не узнаю нашего великого охотника. Куда делась самоуверенность, где безрассудная смелость? Ведь ты же просто оплот выдающихся качеств и достойных черт!
Мычка пожал плечами.
– Никогда не отличался самоуверенностью и уж тем более безрассудством. Не лучшие для охотника качества.
Зимородок скривилась, сказала недоверчиво:
– Это с каких пор?
– Всегда так было, - произнес Мычка с достоинством.
Девушка прищурилась, спросила с ехидцей:
– А "всегда" это до того, как ты искромсал несчастного бера в клочья, или уже после?
– Это был выдающийся случай, - ответил Мычка кротко.
Зимородок покивала, сказала с преувеличенной серьезностью:
– Конечно, конечно. Кто бы спорил. А случай, когда некто нашпиговал бедного отшельника стрелами, тоже был выдающийся?
Мычка нахмурился, сказал сдержано:
– Не нашпиговал. Там была всего одна стрела. К тому же этот "бедный" отшельник едва не утянул тебя в свое логово, а меня не задушил.
Зимородок фыркнула.
– Естественно. Что ты еще можешь сказать. Убил, ограбил, а потом, оказывается, что тот еще и сам виноват.
– Кого ограбил?
– У Мычки отвисла челюсть.
– Отшельника!
– ответила Зимородок с вызовом.
– Или не помнишь, как в избу рвался?
Не ожидав подобных нападок, Мычка произнес ошарашено:
– Но ведь я... мы даже близко не подошли.
Зимородок
– Потому и не подошли, что со мной был. Так бы точно все вверх дном перевернул, землю перекопал, и хозяина выпотрошил - вдруг тот что ценное сглотнул?
Мычка вздохнул, порой Зимородок становилась вовсе несносной, сказал устало:
– Я вообще не хотел туда идти. Только кое-кого понесло в гости наведаться, покушать вкусно, да поспать мягко.
Зимородок вспыхнула, сказала с обидой:
– Ну и топал бы дальше! Зачем следом пошел?
Мычка всплеснул руками.
– Так ведь обидел бы!
– А может не обидел?!
– передразнивая, ответила Зимородок в тон.
– Может это он от ревности, или от испуга? Головой двинулся, вот и попер во всех подряд магией шмалять.
Мычка усмехнулся, сказал злорадно:
– Приревновал, еще бы. Краса немытая из леса выбралась, раззявив рот в кладовку понеслась. Тут не тот что отшельник, любой двинется.
Зимородок побледнела, воскликнула срывающимся от ярости голосом:
– Это я-то не мытая, я? На себя глянь! Ты давно в лужу смотрел, рожа вершинничья, нечисть проклятая?! Ты вообще в жизни мылся, кроме как под дождем? Да от тебя потом разит - мошкара наземь сыплется, беры разбегаются, черви расползаются! Дикарь, дурак, вершинник!!!
ЧАСТЬ III
ГЛАВА 1
Лес изменился, поредел. Все чаще появляются прогалины и лужайки, сперва небольшие, полностью заросшие травой и кустарником, но, чем дальше, тем прорех в прежде непрерывном теле леса становится больше. Разрывы множатся, растут, сливаются словно быстро прибывающие лужицы во время сильного дождя. Открытое пространство, манящее и страшное одновременно, ширится, накатывает жаром, давит пронзительной синевой и лес отступает, теснимый напористым и чуждым, чему нет названия.
Исчезли щетинящиеся хвоей великаны, сменились лиственными родственниками, жизнерадостными и исполненными жизни. Если раньше каждое дерево билось за жизнь, тянулось, что есть мочи, стремясь выйти из-под сени собратьев, ухватить частичку света, то здесь совсем не так. Небольшие рощицы, жалкие остатки былой мощи, шелестят листвой, купаются в горячих лучах щедрого светила. Деревья растут вширь, тянут ветви далеко вокруг, растопыриваются, не ограниченные ничем.
Изменился и воздух. Влага ушла, сменилась непривычной сухостью. Ветер свободно гонит небесные потоки, переливает, закручивает вихриками. В ноздрях свербит от сладковатого запаха пыльцы. Другие существа, иные звуки. Пищат, переливаются трели невиданных птах, скрипят, скрежещут удивительные букашки, под ногами, в траве, шныряют мелкие зверьки.