Мыльная сказка Шахерезады
Шрифт:
— Хотел рассказать, какую рыбу я добыл из садка Булгакова, но ты, похоже, не выспалась, вот я и отложил беседу, — заботливо произнес Кузя.
— Издеваешься? — зашипела я. — Немедленно вываливай, весь сон пропал! Если разбудил, говори. Ты смог влезть в ноут к психиатру?
— Ну да, — ответил парень. — У этого Владимира одни рабочие файлы, ничего личного.
— Меня это не удивляет, — перебила его я, — психотерапевт использует ноутбук исключительно для хранения историй болезни.
— Нет личных писем, поздравительных открыток от приятелей, фото с вечеринок, — словно не слыша меня, бубнил мой помощник, — так не бывает.
Я повысила голос:
— Булгакова интересует
— Да, — подтвердил Кузя.
— Озвучивай по порядку, — приказала я и легла на бок, — я вся сплошное внимание.
Некоторое время назад Ирина Соловьева обратилась к Егору Булгакову. Психотерапевт после первой консультации завел на нее карточку, в которой указал: «Повышенная тревожность. Страх. Нежелание общаться с людьми. Сильные боли в голове, желудке, ночные судороги в ногах. Была обследована в поликлинике, диагноз: здорова, легкое переутомление. Выражает желание покинуть Москву, „уйти, куда глаза глядят“, тяготится общением с дочерью, оценивает материнство как каторжный труд. Эмоционально закрыта, находится в оборонительной позиции по отношению ко всему миру. Увлечений нет, работу не любит, это лишь способ заработка. На предложение сменить службу ответила: „Поздно. В моем возрасте умирать пора. Я заслужила наказание, мне его следует покорно нести“. Огромное недовольство жизнью. В результате лечения хочет: „Быть как все, навсегда забыть о своих ошибках (что и когда совершила, рассказывать отказалась), полюбить дочь так, как любят детей все родители“. Определена в группу. Состав: Светлана Кускова, Алена Новгородцева, Евгений Красюк, Любовь Малахитова (мало мужчин).
Первое занятие. Кускова откровенна (см. записи в карте). Новгородцева насторожена. Красюк смущен (нужны еще мужчины. Пока подходящих нет). Малахитова показалась мне неадекватной (наркотики?). Соловьева отмалчивалась, ее испугала откровенность Новгородцевой, которая рассказала о желании убить сына, на контакт не шла, ощущала дискомфорт».
И так пять занятий. Не получалось у Егора Владимировича с Ириной, остальные откровенничали, она — нет. Каждый член группы рассказывал о себе, Соловьева попросила быть последней в очереди, у них по одному занятию на человека отводилось. Все высказались, в пятницу предстояло признаваться Ирине, а она не явилась к Булгакову.
Я опять села.
— То есть как не явилась?
— Ничего удивительного, — ответил Кузя, — поход к психотерапевту дело добровольное, не всякому по душе. Может, ей не хотелось прилюдно душевно обнажаться, одногруппники не понравились, или Булгаков излишне давил, торопил ее, вел себя бесцеремонно.
— Егор Владимирович производит впечатление деликатного человека, — не согласилась я. — Он словно родом из девятнадцатого века, сейчас таких воспитанных людей очень мало осталось.
— Ты когда родилась? — неожиданно поинтересовался Кузя. — В тысяча восемьсот каком?
— Спасибо за комплимент, но должна тебя разочаровать, — парировала я, — первые две цифры в моем паспорте один и девять!
— Тогда откуда ты знаешь, какими были люди прошлых веков? — стал занудничать Кузя. — Обожаю заявления вроде «во время Столетней войны воины носили ботфорты». Ау, ты тогда жил, сам это видел?
— Давай прекратим обсуждать не относящуюся к делу тему, — попросила я, но Кузя разошелся:
— Мало выглядеть профессором, разговаривать, как академик, носить очки. Надо быть по сути таковым. Народ глуп. Видят мужика в военной форме с генеральскими погонами, слышат, как он об оружии рассуждает, и делают вывод: «О! Это главнокомандующий».
Тупицы! Считали внешний ряд. В голову не приходит, что китель и знаки
Конечно же, у меня возник вопрос:
— Почему?
Ответ был замечателен:
— Потому что не понравился.
И этот тип упрекает женщин в отсутствии логики!
— Слушаешь или дрыхнешь? — неожиданно рассердился Кузя.
Я попыталась пошутить:
— Внимаю тебе, затаив дыхание.
Но, похоже, Кузя нынче встал не с той ноги.
— Нет, ты сопишь, как больная спящая собака.
Ну пожалуйста! Вот вам новое милое заявление.
— Говори, наконец, по делу! — потребовала я.
— Пытаюсь, да кое-кто не дает, — возмутился Кузя, — я всю ночь по сети ныкался, не спал, не ел, не пил.
Я замела хвостом:
— Ты лучше всех! Самый умный!
— И внешне вполне приятный, — уже ласковее добавил собеседник.
— Ален Делон! — опрометчиво подхватила я.
На секунду в трубке повисло молчание, потом Кузя загудел:
— Сидят две бабки на лавке, одна другой говорит: «Маш, помнишь, мы с тобой в шестидесятых мечтали походить на Брижитт Бардо?» «Ох, было, Танюша, — отвечает вторая, — но недотягивали до нее по линии лица, волос, фигуры и бюста». — «Радуйся, Маня, — заявляет Таня, — я в журнале увидела сегодняшнюю фотку Бардо, мы теперь точь-в-точь, как она». Что, все так плохо? Я напоминаю Делона? Да он смахивает на Горлума! Весь в морщинах!
— Ты точь-в-точь молодой Ален Делон! А еще юный Шварценеггер и Бред Питт десятилетней давности, — заверила я.
— Уже легче, — успокоился Кузя, — ну, хорошо. Я говорю, а ты молчишь. О’кей? Ненавижу пение дуэтом.
— У тебя никогда не будет более внимательного слушателя, — пообещала я.
Уж не знаю, почему Булгаков не понравился нашей компьютерной ищейке, но Кузя решил покопаться в биографии Егора Владимировича и узнал подробности его жизни.
Егор стал заниматься психологией, потому что вырос в семье известного психиатра. Владимир Егорович, потеряв вследствие несчастного случая жену, сам воспитывал сына. Мальчик постоянно находился рядом, следовал за отцом тенью. А потом ребят стало двое. Владимир Егорович взял в дом Костю Грекова, сына своего лучшего и, похоже, единственного друга. Вокруг старшего Булгакова вечно крутилась толпа прихлебателей, и тех, кому нравился гостеприимный, обласканный властями академик, хватало. Но по-настоящему близкий человек был один — Павел Иванович Греков. Ну не мог Булгаков позволить, чтобы его сын очутился в приюте. Костя тоже стал тенью приемного отца. Нет, Владимир Егорович не усыновлял его, тот остался Грековым и «Павловичем» по отчеству. Доктор наук оформил опекунство.
Костя и Егор были неразлучны, оба поступили на только что открывшийся психфак МГУ, выбрали специальность «медицинская психология» и учились на одни пятерки. С третьего курса научным руководителем всех работ и в конце концов диплома Грекова стал старший Булгаков, он же рекомендовал Костю в аспирантуру и стал куратором его кандидатской.
А вот Егору такой чести не досталось. Он не прибился ни к одному профессору и начал писать диссертацию на год позже Грекова. Более того, Костя обучался в очной, а Егор в заочной аспирантуре. Родному сыну академика приходилось намного труднее, чем опекаемому его отцом Грекову. Строго говоря, когда Константин стал закладывать фундамент своей научной карьеры, он уже формально вышел из-под крыла доброго дяди Володи, но тот до самой смерти его опекал. Егор же сначала устроился на работу в простую поликлинику, а потом взялся за науку.