Мыс Марии
Шрифт:
Кэт не знала, что ищет. На самом деле, в придуманную только что версию заказного убийства она не верила. Ну не бывает такого, журналистов в России не убивали давно, помешанные на самоцензуре руководители изданий ни за что не стали бы печатать что-то, что серьезно вредило бы тем, кто способен на убийство. Настоящего, страшного скандала никто бы не допустил, а если и допустил по недосмотру или случайности, – тут же последовала бы целая серия навязчивых опровержений. Безмолвствующий народ 38 российский убедили бы, что громкий материал – ложь и забыли бы о нем навсегда, плотоядно переключившись на
38
Имеется в виду последняя ремарка в пьесе А. Пушкина «Борис Годунов» – «Народ безмолвствует». Она символизирует безропотное подчинение людей власти, неумение бороться за свои интересы и защищать свои права.
Надежда Даниловна появилась через полчаса. Ехать в морг Илья был не в состоянии. Кэт вызвала машину и повезла ее сама. Они опознали Олю вдвоем.
Пока рыдающая мать прощалась с дочерью, Кэт осмотрела Олины пальцы: по фильмам прекрасно знала, что под ногтями обязательно должно было что-то остаться. Но маникюр, к ее несчастью, выглядел идеально, ничего не нашлось. Потом всмотрелась в тонкий разрез на шее, изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие. На правом предплечье разглядела небольшой синяк. И большой – на бедре. Сфотографировать ей не разрешили, поэтому она долго вглядывалась в гематомы, чтобы на всякий случай запомнить расположение, размер, форму.
Из морга их забрал Сашка. Они отвезли Олину маму домой, купили ей побольше продуктов, сомневаясь, правда, что в ближайшие дни она сможет хоть что-то в себя запихнуть.
На три дня Сашка взял отпуск за свой счет, чтобы помочь ее родным. Кэт это очень понравилось. От несерьезного, даже, наверное, легкомысленного соседа она такого не ожидала, поэтому, конечно, была приятно удивлена, что в большой беде друг повел себя как друг. Пока ехали домой, он поделился результатами своего осмотра. Конечно, бессмысленными и безрезультатными. Если там и было что-то, это уже, конечно, подобрала полиция. Что-то в его рассказе показалось ей неуловимо странным, но она свалила это на то, что слушала вполуха. В носу все еще стоял тошнотворный запах формальдегида, а в ушах – замогильный скрип плохо смазанной старой тяжелой двери.
К тому же, слова Ильи не давали покоя. Что это еще за история о новом романе? Кэт не сомневалась: подруга обязательно рассказала бы ей все. Если это было чем-то несерьезным – вместе посмеяться. Серьезным – поплакать.
Неподвластное более ей воображение снова нарисовало глиняное лицо подруги. Еще менее узнаваемое, чем утром. Чужие черты и линии почти превратили его в портрет незнакомки. Еще накануне она была уверена, что знает Олю как себя. Теперь не могла отделаться от гнетущего сомнения. В ней, в себе, в отсутствии тайн. Сашка вдруг заговорил:
–
Ей кто-то звонил.
–
Когда?
–
Ночью, когда она уже в дверях стояла. Телефон был в сумке, она сказала, что это таксист, сначала со всеми попрощалась, только потом взяла трубку, когда по ступенькам спускалась. Ты должна узнать, кто ей звонил.
–
Узнаю. – Кивнула Кэт. – Завтра понедельник,
Она вернулась домой смертельно уставшей и совершенно вымотанной. Страшная бессонная ночь и безжалостный день выпили силы. Позвонила Тане, просила всех поддержать Надежду Даниловну, помочь деньгами, в организации похорон, объясняла, что не сможет: будет работать всю неделю до позднего вечера. А потом полночи разбирала Олины тексты, фотографии и видеозаписи. И постоянно натыкалась на совместные фотографии. Ровно год назад они ездили большой компанией к друзьям в Сочи. Ольга с Ильей, она с Кириллом – тогда еще мужем и их с Олей одноклассник Влад Зенкевич с женой Риммой и шестилетним малышом Митей. Зенкевич на несколько лет совершенно пропал из виду. Женился, много времени проводил с сыном, к тому же они с Парамоном – так еще со школы принято было называть Ольгу Парамонову, почему-то рассорились. Мирились долго и тяжело. И это было первое за долгое время совместное путешествие.
В понедельник перед работой Кэт набрала номер телефона бывшего коллеги и давнего знакомого из пресс-службы Следственного комитета.
–
Паш, ты слышал про Ольгу? В пяти минутах от Петровки, 38. Ай-яй-яй.
–
Работаем.
–
Версии?
–
Тебе на камеру?
–
Нет. – Отрезала она. – Даже без диктофона. Это моя подруга.
–
Только не говори, что собираешься сунуть сюда свой нос.
–
Почему это?
–
Тут все очевидно. Главный и единственный подозреваемый – супруг.
Она нервно хохотнула:
–
Паш, ты шутишь?
–
Больше некому. К тому же свидетели – твои, кстати, друзья, показали, что парочка ругалась весь вечер, потому что супруг подозревал Парамонову в измене. И пиджак у него приметный.
–
Он, вроде, на свободе.
–
Пока под подпиской о невыезде.
–
Странно. А у меня есть информация, что убийство связано с профессиональной деятельностью.
–
Откуда?
–
Предлагаю обмен. – Фантазировала Кэт на ходу. – У меня есть видео с убийцей.
–
Серьезно? Где достала? У тебя есть свидетель? – Оживился он, но Кэт протянула расплывчатое:
–
Не совсем.
–
Где ты нашла свидетеля?
–
Не поверишь, на Страстном. Я была там сегодня.
После небольшого торга договорились на обмен. Ночное видео Кэт поставила на одни весы с полной распечаткой всех звонков с телефона подруги за неделю и всеми фотографиями.
–
Ладно. – Согласился Паша. – Не раньше завтрашнего дня.
–
Хорошо. А записи с камер видеонаблюдения вы посмотрели?
–
Да. Ее видно, его – почти нет.
–
Точное время убийства?
–
Тридцать две минуты первого.
Кэт похолодела. Она пришла всего двумя минутами позже. Время на ее видеозаписи – 00:34.
–
Пришлешь? – Как можно невозмутимее проговорила она, ощущая, что сердце отчаянно колотится где-то в горле.
–
Да. – Коротко ответил собеседник. – Жду видео от тебя.