Мышеловка на Эвересте
Шрифт:
— Что это с тобой?
— Да так, ничего. Здесь неуютно. Всё прослушивается. Всё контролируется. В такой паутине я ещё не был.
— Да пусть слушают. Я вообще люблю быть в центре внимания. И ты тоже, если добрался до этого кабинета.
Он хмуро смотрел на неё. Медленно сказал:
— Пойми правильно. Это рабство. Это даже не просто рабство, это элитарное рабство
— Я знаю, ты можешь говорить так же, как и я. А что стоит за словами - никто не знает.
Отхлебнул абсента. Сказал:
— Мне это напоминает скачку высокопородистых лошадей по дороге с мышеловкой в конце пути. Такая большая мышеловка для скакунов, которые понимают что они просто мыши, лишь оказавшись победителем забега. Мыши, не добежавшие до финала первыми, остаются породистыми и полными жизни существами, продолжающие мечтать о забеге. И если им повезет, они никогда не станут победителем.
— Ты интересно говоришь. Скачки породистых мышей. Что-то новенькое.
— Новенькое не сами скачки. Новенькое то, что всё это окончательно потеряло смысл в эпоху полного взаимного контроля всех над всеми. Если раньше мышь, добежавшая до финиша, могла как-то изменить структуру устройства своей норы, и это оправдывало забег, то сейчас вообще неведомо кто, точнее даже что, проводит забег, и с какой целью. Индийские мыши, китайские мыши, мыши еврейские, а также их многочисленные разновидности уже сами не понимают - кто, где, когда, зачем и почему и главное - для чего.
— А русские мыши что думают?
— Русские мыши пьют водку. Они нигде не участвуют. Но зато они нарисованы на флагах.
— Уже что-то.
— Еврейские мыши взвалили на себя непосильную ношу перекрасить все норы в свой цвет.
— Это похоже на меня.
— Не думаю. Они перекрасили свою главную мышиную мысль и подкинули в чужую нору, чтобы чужими лапами убрать свои проблемы. Но получили не совсем то, чего ждали.
— Ты про полумесяц и крест?
— Вроде этого.
— А китайские? Как эти узкоглазые мыши обустраивают свою нору?
Хозяин налил себе полную рюмку абсента и медленно выпил его. Поморщился и взял лимон. Сказал:
— Это самые хитрые и, по-моему, самые умные мыши.
Посветлевшим взглядом посмотрел на собеседницу и сказал:
—
Налил себе ещё.
— Не много пьёшь?
— В самый раз. Так вот. А последователи мудрого Будды спокойно лидируют в мироустройстве и составляют половину населения Земли.
Закурил. Расслабился. Погладил собаку. Сказал:
— Ты меня меньше слушай. Я тренируюсь в подаче нейролингвистических команд. Это в основном говорилось моей собаке, тренируюсь на ней. Глобальный мир требует глобальной лжи!
— Да я тебя и так пойму. Виновата Нефертити. Как обычно - проблема в женщине.
11
— Но в определённых структурах Кастанеду поняли, - продолжил блондин, раскуривая кальян древней миксолидийской работы.
– Его поняли очень достаточно, чтобы изменился мир.
— И что же изменилось?
— Появилась виртуальность, имеющая большую реальность, чем действительность.
— Как же это понимать?
— А вы вон где спросите, - указал на монитор.
– Видите, что мы не одни?
— Да... Вижу... А я и не заметил...
— Вот поэтому цифра три считается святой, и на это намекал жизнелюбивый Карлос.
— Виртуальность вышла из под контроля, - продолжил писатель.
– Контроля, который держал её в эзотерических цепях. И после освобождения она быстро взяла свое. Лет за сто, а практически за десять-двадцать, прошёл буквально обвал реальности, достигшей критической точки своей уходящей массы.
Посмотрел на представителя внимательным взглядом. Тот слушал.
— В этом Зазеркалье свои законы, которые непонятны уходящим поколениям. Смысл в том, что теперь в каком-то смысле, один это все, а все это один.
— Я вас понимаю, - сказал собеседник.
— Но и здесь приоритетность не отменена, но это уже чистая приоритетность мысли, не отягощенной формой, за счёт которой содержание всегда валялось на задворках контактов первого уровня.