Мышеловка на Эвересте
Шрифт:
— Да, я слышал это. Но думал, что просто сплетни.
— Нет, не сплетни. Клинтон в сговоре с китайскими буддами первый додумался до подобного трюка, а главное - довел до конца. Кеннеди не сумел. Подставил и Монро, и себя, и бумагу и братьев. И Матрицу.
— Да, тогда ничего не получилось с акциями. Говорят, Монро что-то намутила. Успела.
— Сейчас другой уровень, к несчастью. Хусейну сложней. Я ему очень не завидую.
– Затянулся сигаретой и сумрачно смотрел вслед вертолету. Добавил: -
Бетонное крошево сцепленных этажей слабо мерцало отблесками солнечных лучей, трассирующих вектор уползающего Солнца, атакующего спектром алого полыхания предшествующего ночному серебру. Всё когда-то меняется, всё когда-то тонет во мгле. Почему? Чтобы явиться вновь? Зачем? Чтобы опять тонуть? Куда? К рассвету? Наверное.
6
— Гомосексуальность в политике всегда несёт проблемы творческим натуралам, - сказал представитель.
– Да и самим голубым тоже. Но это трудно-решаемая коллизия.
— Я слышал про это, - ответил небритый.
– Но ничего толком в тему не скажу.
— Кстати, ваша сетевая собеседница бисексуальна. Вы, конечно, в курсе?
— Конечно. Ну и что? Женская бисексуальность естественна, поскольку сама женственность открыта и широкоформатна по своей конституции.
— Вы прямо как текст в книгу пишете. Широкоформатная конституция женственности... Я бы не додумался.
— Тут думать как раз и не нужно. Нужно понимать, что к чему. Любой мужчина потенциальный мачо, потенциальный убийца конкурентов и потенциальный защитник своего, пускай мелового, или не мелового, но биологического круга. Как мачо и убийца может махать своим членом в паре с другим самцом? Гомосексуалист мужчина всегда неосознанно, или осознанно, понимает свою ущербность, и тут никто, никогда, ничего позитивного в этом ключе не скажет, сколько бы не проводили парады геев - да и в тех парадах настоящих педерастов два-три и больше нет, остальные из смеха, из движения, из характера, да просто из своей натуры одевают женские платья - транствеститы это не гомосексуалисты, это как раз мужественность, воплощенная в чистоте женственности - подчеркну - в чистоте и доброте чистой женственности, чего в настоящих женщинах нет.
— Да я согласен, - представитель улыбнулся, и взял бутылку с водкой, наливая себе рюмку.
– Я согласен, что женственные мужчины чем-то привлекательны в плане философии или эстетики, но как же в таком случае с инстинктом убийцы?
— Одно другому не мешает, насколько мне известно. Да и вам, думаю, тоже.
— Да, - ответил представитель.
– Мне это известно. Самые жестокие убийцы это гомосексуалисты и бисексуалы.
— Этому есть пояснение, сказал небритый.
– В бисексуале не одна душа, их у него несколько. Поэтому убийства, о которых вы говорите, это коллективные убийства сумасшедших, совершенные на сексуальной почве, потому что множественная личность всегда себя ощущает в некотором роде на сцене, где главные зрители это её Альтер-эго и самые чувственные любовники тоже именно Альтер-эго.
Представитель сосредоточенно посмотрел на писателя. Сказал:
— Верно. Я думал на эту тему.
«Красота и страсть крыльев весны»
Пурпурное пятнышко на линии горизонта стремительно переросло в пламя несущегося огнемета крылатой ракеты и с вибрирующим воем пронеслось над низкими крышами пригородной зоны мегаполиса, полыхнув бликом работающего реактивного двигателя.
— Ещё одна, - сплюнув, сказал
– Промедол есть?
Та закурила папиросу с гашишем, медленно втянула дым, и отвлеченно ответила на выдохе:
— Есссть...
Протянула косяк майору. Тот взял. Прищурился. Втянул. Сказал:
— Это хорошо.
Протянул папиросу обратно. Взял позиционер ГЛОНАСС и стал всматриваться в дисплей. Не глядя, нащупал протянутую папиросу и снова втянул ароматный дым конопляного пластилина. Вдали громыхнул откат тяжелого разрыва, упруго пронесшись над притихшими домами волной детонации.
— Опять попали, - сказала сестра, откинувшись в бархатном кресле, стоящем на площадке для тенниса, окруженном кустами можжевельника, маячившими зеленью автономности частной собственности.
— Угу, - держа во рту папиросу, кивнул головой майор.
– Добивают завод. Нафиг он им? Там ничего не делают три года.
— Значит нужно, - рассудительно сказала сестра.
– Останкино тоже зачем-то завалили.
— Это башня. Стратегическая цель.
— Этих целей слишком много. У нас может закончиться трава. И промедол. Что мне делать с трупами?
— Ничего. Пусть лежат.
– Блеснул взглядом.
– А что ты предложишь с ними делать? Закопать?
— Не знаю. Копай, если тебе нужно. Но их очень много.
— Я об этом и говорю.
Свистяще пронеслась ещё одна ракета на высоте метров сорока, уйдя из зоны видимости.
— Сейчас гахнет, - сказал майор. Посмотрел в прибор.
– Да, опять по заводу.
— Послушай, а что это наши замолкли?
– спросила сестра.
— Они зачищают Париж и всякие городишки помельче. Все там.
— А мы, выходит, остались здесь одни под ракетами?
— Чего одни? Китайцы на подлете.
— Я слышала, что китайцы будут зачищать Москву.
— Пусть чистят. Нам то что? Мы задачу выполнили. Вон они лежат, исполнители. Человек семьсот.
— Больше.
— Ну больше. Какая теперь разница, когда живые сидят по норам, а мертвые рады что сдохли. Ширнемся?
— По половине.
— Хорошо.
Вкололи наркотик и иглы концентрации сжали мир в контрастную точку момента, прекрасного воплощением стоячего времени. Ракеты стали лететь одна за одной с периодом минут в пять. Рассвет поднимался над притихшими клумбами пригорода, мерцающими ореолом бутонов свежих майских роз.