Мышка-норушка. Прыжок в неизвестность.
Шрифт:
– Если бы! – мама отставила в сторону четыре банки с овощами, положила поверх пять коробок с крупами и достала из ящика амбарную книгу. – Думаю, эти щедроты только на первый взгляд выглядят как благодарность врачам. Скорее, это связано с закрытием острова.
– О чём ты говоришь? В новостях ничего не сообщали, – нерадостные вести меня испугали, в голову тут же полезли мысли одна страшнее другой.
– Военные перекрыли мост. Поставили технику, автоматчиков. Теперь никто не сможет ни уехать с острова,
Мама запнулась на полуслове. Она словно обдумывала, говорить, что было дальше или нет. А потом посмотрела на меня, отвернулась и заговорила очень тихо:
– Один из врачей сегодня не вышел на смену. Мы ждали… А потом его имя прозвучало в списках погибших. Ходят слухи, что он пытался прорваться в город. У него там семья. А его застрелили.
– Это ужасно! – выдавила из себя я и почувствовала, как меня начало трясти.
В голове никак не укладывалось столь зверское отношение.
– Да. Ужасно. И я надеюсь, очень надеюсь, что это все плохие новости на сегодня, – мама улыбнулась, но получилось неестественно.
Мне показалось, глубоко внутри она ждала, что я могу что-то такое ей сказать. Мне не хотелось её огорчать, но я должна была…
– Нет, мама. Это не всё плохие новости.
Я украдкой взглянула на неё – она выглядела растерянной.
– Рита, не пугай меня…
Мысли крутились в голове. Чувствуя, что молчать нельзя, я набрала побольше воздуха в грудь и выдохнула:
– Вчера вечером папа уехал на комбинат. Сказал, будет на сутки приезжать домой раз в две недели. Начальство распорядилось, чтобы он находился на рабочем месте неотлучно.
Мама села у стола:
– Что же… Я ждала чего-то подобного.
– Ждала? Но почему? – не такой реакции я ожидала.
– На прошлом дежурстве госпиталь начали готовить к приёму большого количества пациентов.
– Тебя, похоже, это не пугает?
– Не особо. Настораживает, заставляет собраться, но уже не страшно. За годы работы я ко многому привыкла. Даже в период первой волны отравлений воздухом и домашней пищей, большое количество смертей не шокировало. А вот ты всегда была эмоциональная и впечатлительная. Мы с папой очень боялись тебя потерять.
– Потерять? Когда? Ты мне об этом не рассказывала.
Родители меня любили, оберегали от напастей и тяжёлых новостей. Это мне было известно. Но то, что они меня могли потерять, слышала впервые. Я не помнила, чтобы моей жизни угрожала реальная опасность.
– Да что рассказывать… – мама, словно не желая смотреть мне в лицо, поднялась, отвернулась к шкафу и зазвенела чашками, заваривая чай. – Ты родилась слабенькой. Чуть не умерла в первые сутки. Но каким-то чудом тебя спасли. Мы ещё долго опасались за твою жизнь.
– Я помню, бабушка в детстве называл меня фарфоровой куклой.
– Так и было. Твоё здоровье оказалось
Мама повернулась, поставила передо мной чашку с чаем и, улыбнувшись, подмигнула. Напускная весёлость меня не успокоила. Напротив, заставила сомневаться в её искренности. Нет, не в мамином страхе потерять единственное дитя. В попытках убедить, что волноваться не о чем.
– Ты скажешь мне, что на самом деле случилось? – неожиданно для самой себя, твёрдо спросила я.
– Не накручивай себя зря, – ответила мама. – Вот если бы тебе удалось устроиться на работу, времени копаться в себе и предаваться тяжёлым мыслям не осталось.
Она положила передо мной амбарную книгу:
– Вот эти не записывай, – мама отодвинула отложенные продукты на край стола.
– Почему?
Я не могла вспомнить ни единого случая, когда что-то не было учтено.
– Это не для нас.
Она достала из ящика большой пакет с герметичным замком и стала аккуратно укладывать банки, пакеты и коробки.
– Мама, ты сегодня такая странная. Ты скажешь мне, что случилось?
Я надеялась, что новый день подарит мне ответы на вопросы, которые меня терзают последнее время, но вместо этого, вопросов стало ещё больше.
– Сегодня ночью умер Андрей, сын нашей соседки, Лидии Ивановны, – закрывая замок на пакете, тихо сказала мама.
– Я помню его. Это с ним папа и дедушка спаслись в той страшной аварии? – удивительно, вот только вчера вспоминала этот случай.
Мама замерла на миг, тяжело выдохнула, вновь открыла пакет и положила туда банку с птицей в желе и пару протеиновых батончиков.
– Верно. Тогда выжил, а вот теперь нет. Сказались старые проблемы со здоровьем. О Лидии Ивановне больше некому позаботиться. Обеспечение ей не полагается. Они и так с трудом выживали на паёк Андрея. А теперь…
– Я так понимаю, это для неё?
Сердце сжалось от тоски. Захотелось подойти к маме, обнять, но встать не смогла. Ноги не слушались.
– Ты правильно поняла. Лидия Ивановна всегда относилась к нам с добром. Помню, в детстве часто угощала ягодами из своего сада. Только вот…
– Что? – мама посмотрела на меня и почему-то отвернулась.
– Мы не сможем помогать ей постоянно. А при нашей жизни вряд ли кто-то ещё окажется столь благородным и отдаст часть продуктов чужому человеку. Скоро зима. Она не сможет выжить в холодном доме без света и воды. Да и вряд ли у Лидии Ивановны есть хоть какой-то запаса продуктов. А забрать соседку к себе нам не позволят, ты же знаешь.
Я понимала, говорю жестокие вещи и радовалась, что мама стоит ко мне спиной. Вряд ли у меня хватило сил сказать ей это в лицо.