Мышка в клетке
Шрифт:
Мелихов кивнул и занялся своими делами, не обращая больше на меня никакого внимания.
А уже вечером в дверях с букетом лилий стоял Петр. Как всегда, красивый и подтянутый, но, на мой искушенный взгляд, дурно пахнущий жутко дорогими и выпендрежными духами.
3.
— Отвратительный запах, — я вдруг некстати подумала, что этими духами можно и придушить человека, если вылить на себя полфлакона. По крайней мере мне уже нечем было дышать, и голова пошла кругом от навязчивого резкого аромата.
— Впустишь? —
— Проходи, — кивнула и забрала лилии из его рук.
— Кать, мне Мелихов звонил, приглашал, — на этом слове Петр споткнулся и поморщился. — Просил зайти, говорит новые обстоятельства появились по тому делу.
— И? — на Петра я старалась не смотреть.
Достала из шкафа вазу, налила воды, делая все нарочито медленно и стараясь оттянуть неприятный разговор.
— Кать, ну не молчи. Ты же не думаешь, что это я?
— Кофе будешь? — я по-прежнему не оборачивалась, боясь посмотреть ему в глаза.
Я почувствовала его руки на своих плечах и меня забила нервная дрожь.
— Ты по-прежнему считаешь меня виноватым в их смерти? — в его голосе слышалось отчаяние, а я… Я больше не могла выдержать этого напряжения.
Резко обернувшись, я посмотрела ему в глаза и тихо попросила:
— Уходи…
Он весь разом как-то обмяк, и не говоря больше ни слова, направился в прихожую. Через минуту я услышала, как закрылась входная дверь.
Тяжело опустившись на стул, и не в силах больше сдерживаться, я заплакала. Да и не перед кем мне было изображать железную леди, можно было жалеть себя сколько угодно и не бояться, что кто-то увидит мои слезы и отчаяние. Черт бы побрал этого Мелихова с его расследованием. Я не так давно научилась жить со всем этим, смирилась с тем, что больше никогда не увижу, не прикоснусь к родителям.
Что никогда не погладит меня по голове моя бедная мама, не шепнет на ушко какую-нибудь шутку и не будем мы весело смеяться. А папа не будет больше сердиться на нас за это и не проворчит “вечно у вас какие-то секреты от меня”.
Никогда папа больше не назовет меня своим зайчонком и не научит мариновать мясо. И я так и не смогу различать грибы в лесу без его помощи, и мне придется всю оставшуюся жизнь собирать поганки.
Как ни странно, но мне было намного легче думать, что машина сама сломалась. Что это был несчастный случай и не было на свете людей, желавших смерти мне и моим родителям. Но самое тяжелое было осознавать, что это кто-то из моих, или папиных знакомых.
Что возможно этот кто-то находится рядом, улыбается и продолжает жить как ни в чем не бывало. Возможно, я часто вижу этого человека и даже разговариваю с ним. Может он даже бывает на этой самой кухне…
4.
Черт… Я снова подумала о Петре. Какой смысл врать самой себе, я с самого начала подозревала его. Больше все-равно было некого. Только ему была выгодна смерть всей нашей семьи, ведь в
Мама воспитывалась в приемной семье и кровных родственников не имела. Родители отца — мои дед с бабушкой давно на том свете, как и его старшая сестра.
Вот и получалось, что я осталась одна одинешенька, и если бы чудом не выжила тогда, фирмой полностью владел бы Петр. По большому счету он и сейчас фактически заправлял всеми делами, так как я не имела ни желания, ни опыта, ни ума заниматься бизнесом отца. Но каждый месяц на мой счет исправно поступали приличные деньги, поэтому я могла позволить себе не работать и заниматься ничегонеделанием.
Прибавить к этому все счета отца и недвижимость и получалось, что я богатая невеста.
Кстати, я никогда не проверяла, сколько я должна получать с фирмы, а захоти я узнать это, вряд ли бы сама разобралась. Но и того, что пополняло мою карту, с лихвой хватало на вполне комфортное существование.
Петр… Неужели твоя жадность стоит двух жизней?! Двух жизней и одной сломанной судьбы…
После обеда я, решив все же прогуляться до торгового центра, оставила машину на парковке и пошла пешком, благо находился магазин всего в двух кварталах от моего дома.
Когда рядом остановилась вишневая девятка, побитая и неоднократно перекрашенная, я уже пожалела о том, что решила сократить путь через дворы.
Из машины громко играла музыка. Я, не останавливаясь, продолжала свой путь, девятка медленно ехала, сопровождая меня.
Соседнее с водителем окно открылось и из него высунулся сначала длинный острый нос, а потом и все остальное лицо.
— Эй, Ваха… Глянь, какой красивый девушка. Давай подбросим такого красивого, а? — последнее предложение явно адресовалось мне.
Я молча шагала дальше, чуть прибавив шаг и не глядя на машинных охотников за женщинами.
— Слышь, красавица, ты чего такой не разговорчивый? А? Я ж от души, сестра! — голос обманчиво добродушный, но уже явно с металлическими нотками.
Я упорно шла дальше не глядя на незнакомцев, но сердце забилось в груди чуть быстрее, предчувствуя опасность, исходившую от мужчин.
— Ну ваще, Ваха… Чо за бабы пошли. Я ей тут в ножки кланяюсь, помочь хочу, а она нос воротит. Ну-ка останови.
Девятка с дребезжанием и подозрительным скрипом остановилась, и из нее вышли двое. Третий-водитель остался за рулем, но криками подбадривал соотечественников в их явно недобрых намерениях относительно меня.
Я побежала, но так как бегала я всегда довольно скверно, то вскоре меня догнали, схватили за руки и поволокли обратно, в сторону “девятки”. Как назло, во дворе не было ни одного человека. Я попыталась закричать, но рот тут же закрыла потная вонючая ладонь.
— Слышь, курва. Я тебе щас как цыпленку шею сверну и поминай как звали, усекла?