Мышление и творчество
Шрифт:
Оппонент. Может быть, и красиво, но мало ли красивых научно-фантастических романов мы прочли на своем веку, ведь, повторяю, учение Андреева и Гурджиева нам преподносят не как научно-фантастический роман, а как учения о действительности.
Автор. Сомнение, безусловно, основательное: где гарантии, истинны ли построения Гурджиева, можем ли мы их как-нибудь подтвердить? Что тут сказать? Во-первых, коллега, обратите внимание: эзотерическая действительность – это не действительность «первой природы», с ее неизменными, вечными законами, это действительность духовная и витальная. Во-вторых, эзотерическая истина – это не истина естественной науки с ее практической, инженерной ориентацией, направленной вовне, на природу. Эзотерическая истина соотносительна с эзотерическим учением и таким же опытом эзотерической жизни, она адресована прежде всего самому человеку и только через него – внешнему миру. В-третьих, хотя современная наука и человек далеко ушли в своем развитии по сравнению с прошлыми столетиями,
Тут я проснулся, очевидно, исчерпав во сне все свои аргументы.
3. Реконструкция романа Булгакова «Мастер и Маргарита»
Роман Михаила Булгакова явно распадается на две плохо стыкующиеся разные части: события, имеющие место в Москве, и история про Понтия Пилата и Христа. Другое недоумение вызывает сочувствие автора к Воланду и его свите: ведь, как-никак, он Сатана или его ближайший высокий чин. Литературовед И. Л. Галинская почти с документами в руках убедительно показывает, что Булгаков в основу своего романа положил представление о мире украинского философа Григория Сковороды. Она доказывает, что центральную для романа идею трех миров (космического, библейского и земного) Булгаков вычитал у Сковороды, а трактовку Пилата взял из книги Адольфа Мюллера «Понтий Пилат, пятый прокуратор Иудеи и судья Иисуса из Назарета». Мало того, прообразом Мастера, по убеждению Галинской, является сам Сковорода, а Маргариты – идеал вечной женственности (Софии), взятой у Сковороды или философа Владимира Соловьёва. Дальше – больше: свита Воланда заимствована прямо из догматов еретиков, которые считали, что «бог света повелевает горными сферами, а князь тьмы – землей»; образ Коровьева-Фагота (прообразом его был рыцарь-еретик) взят из средневековой поэмы «Песня об альбигойском крестовом походе», из той же поэмы взята версия смерти Иуды; эпизод с книгой Мастера, не сгоревшей в огне («рукописи не горят»), извлечен Булгаковым из «Истории Альбигойцев», даже композиционно-стилистические повторы романа у Булгакова не свои, они заимствованы из поэзии трубадуров [См.: 33, c. 68–117].
Возникает ряд вопросов. Что же тогда сделал сам Булгаков: художественно скомпоновал в роман все эти идеи, сведения и приемы? В чем тогда его гений? И кто, действительно, положительный герой романа – Христос, Пилат или Воланд? Однако как Сатана может быть героем? Вообще в какой реальности происходят события в романе «Мастер и Маргарита»: фантастической, мистической, сатирической? «В фантастическом романе Булгакова, – пишет Галинская, – все лица живут двойной жизнью, попеременно выступая то в фантастическом, то в реальном мире… в произведениях Гофмана всегда присутствует рациональное объяснение всех происходящих в них чудес, иррациональности. Вот и в «Мастере и Маргарите» находим авторское стремление объяснить фантастические события рационально» [33, с. 91–92]. Но почему, спрашивается, события, происходящие в квартире № 50, более фантастичны, чем Воскрешение Христа или его взаимоотношения с Пилатом?
Не означает ли все сказанное, что герои «Мастера и Маргариты» живут и не в обычной реальности и не в необычной (фантастической или мистической), а в реальности художественной, которая в данном случае представляет собой выражение, реальность авторской личности? Может быть, и Христос, и Пилат, и Воланд, и Мастер, и Маргарита, и советские обыватели – это прежде всего реалии и переживания (живые персонажи и субъекты) личности самого Булгакова? Если это так, то дальше встает задача охарактеризовать соответствующую реальность личности М. Булгакова и через подобную «призму» понять судьбу героев его романа.
Конечно, М. Булгаков – гениальный художник-сатирик, но одновременно он широко образованный человек, искавший смысл жизни, истину, что отразилось в его жизненной философии. Но сначала о личностном фоне, на котором могла сформироваться жизненная философия М. Булгакова. Как он мог видеть, ощущать мир, смотреть на ход современной истории? НЭП, разрушение церквей, всесилье мелких и крупных администраторов, и все это на фоне личной трагедии – не понимают, не печатают, преследуют. Вероятно, для порядочного человека в такой ситуации дышать было трудно, почти невозможно. Эпоха казалась угрожающей, безысходной. Невольно, действительно, вспоминались идеи Сковороды.
Как известно, Григорий Сковорода учил, что существуют три мира: Вселенная (макрокосм), человеческий (микрокосм) и библейский (символический), причем каждый соткан из добра и зла. Мир библейский связывает макрокосм с микрокосмом, в каждом мире существуют две «натуры» – видимая и невидимая [33, с. 77–78]. Соответственно, каждый человек имеет два тела и два сердца: вечное и тленное, духовное и земное. Если человек
Сатана у многих авторов – нехорош, однако у Булгакова Воланд выписан с явной симпатией, он воскресил книгу Мастера, помог Маргарите, взял их обоих из этого мира в мир эзотерически-космический. Правда, с такими благородными действиями как-то не вяжется поступок с Берлиозом. Но ведь Берлиоз не верил в Бога. Однако это не оправдание, мало ли кто в Бога не верит, что же – им всем головы отрезать? А его издевательство над слабыми обывателями (ну, грешны они, и что с того, кто не грешен), разве оно достойно ангела неба, даже падшего. Что же касается расположения Воланда к Мастеру и Маргарите, его объяснить нетрудно: талант и великая любовь часто покупаются именно ценою сговора с Сатаной, достаточно вспомнить «Дон Жуана» или «Доктора Фаустуса».
И тем не менее, Воланд у Булгакова явно благороден, истинный герой. Однако, может быть, для Булгакова поступок Понтия Пилата отождествляется с тем, что произошло с окружающими Булгакова людьми? Действительно, предав Христа, люди оказались во власти Зла. Мир открывал дорогу Злу, с него начиналось падение человека, разрушение его души, начался долгий путь, в конце которого стояли и обыватели, и засилье мелких администраторов, и трагедия самого Булгакова. А Воланд со свитой? Они из другого мира, они ангелы, хотя и падшие. Такой ангел, вероятно, думал Булгаков, в тысячу раз благороднее обывателя, кроме того, его поступки иррациональны, не нам обсуждать значение их действий. Кроме того, не исключено, что расположение Булгакова к Воланду, Мастеру и Маргарите и пренебрежение к судьбам обывателя есть особая форма изживания автором собственных проблем, а не только выражение его концепции истории. Правда, в этом случае отношение Булгакова к обычным людям (не художникам, не гениям) выглядит не в лучшем свете, но из песни слова не выкинешь.
Продумывая жизненную философию М. Булгакова, можно прийти к интересной гипотезе: М. Булгаков был эзотерической личностью. Что такое эзотерическая личность? Это человек, критически относящийся к основным ценностям культуры, в которой он живет (отрицающий эту культуру), верящий в существование иных (духовных, эзотерических) реальностей и, наконец, понимающий и реализующий свою жизнь как путь, ведущий в эти реальности. Действительно, М. Булгаков не принимал и высмеивал советскую действительность, верил в Бога (но и в Сатану тоже), жил не простой, а эзотерической жизнью. Только путь его был необычен для эзотеризма: это был путь художника. М. Булгаков шел к духовному миру в своем творчестве, мир художественной реальности и был для него духовным миром. Эзотерический же способ жизни имеет одну интересную особенность: здесь в конце пути, в идеале представления об эзотерическом, духовном мире смыкаются с переживаниями, видениями эзотерического мира. Другими словами, эзотерическая личность в буквальном смысле попадает в тот мир, который она представляла себе, куда она стремилась всеми силами своей души. Для художника попасть в мир своей мечты, своих переживаний еще проще: это совпадает с его творческой задачей, ее реализация предполагает погружение и вхождение в особые художественные реальности, где вымысел и фантазия выступают для художника как реальность и действительность самой жизни.
Попробуем с этой точки зрения взглянуть на героев романа «Мастер и Маргарита». В эзотерическом мире, как известно, вполне уживаются и обычные люди, и необычные существа. Например, выше я отмечал, что в эзотерическом мире Рудольфа Штейнера на равных правах живут как обычные, духовные люди, так и их чувства и переживания (в виде особых стихий и существ духовного мира), и даже Христос с ангелами. В этом плане сосуществование в эзотерическом мире М. Булгакова советских обывателей, Воланда с его свитой, Мастера и Маргариты, Христа и Пилата не может вызывать удивления. Вполне эзотерична и трактовка Сатаны: в эзотерическом мире Сатана – это не только Князь тьмы, но и Хозяин нашей планеты, которую оставил Бог (потому-то на земле столько страданий и зла, столько войн), часто Сатана выступает и как художественный гений, движущая сила, творящий дух. В последнем качестве Сатана нередко стоит за спиной у художников и гениев; Воланд у Булгакова безусловно эзотеричен: если Бог оставил без присмотра этот угол мира (советскую страну), если в нем правят стихия и идиотизм маленького человека и тёмных масс, то почему бы здесь не развлечься дьяволу, не устроить шабаш ведьм и бал Сатаны? Впрочем, сей уголок мира так измельчал и прогнил, что даже сам дьявол в конце-концов оставляет его на произвол судьбы. «Наш мир, которым для слишком многих исчерпывается реальность, – писал великий русский философ Н. Бердяев, – мне представляется производным. Он далек от Бога, Бог в центре. Все далекое от Бога провинциально. Жизнь делается плоской, маленькой, если нет Бога и высшего мира. В таком мире, лишенном измерения глубины, нет и настоящей трагедии, и это, вероятно, пленяет многих» [16, с. 156]. Поэтому уже не удивляет, когда Бердяев оценивает этот мир значительно ниже, чем тот. В этом мире необходимости, разобщенности и порабощенности, пишет он, «царствует не Бог, а князь мира сего» [16, с. 193].