Мысль творит реальность
Шрифт:
И что-то разбудил он в ней, потому что проснулась в ней давно забытая девочка, озорная, легкая, и захотелось ей двигаться не так – и она начала просто запрокидывать руки и выбрасывать ноги, и танец этот был каким-то дурацким, смешным, озорным и свободным.
И такое удовольствие было в этой свободе вот так бездумно, безумно двигаться, просто быть собой, такой, какая есть, что она, как бы набирала обороты, и остановилась перед небольшой поляной, и просто танцевала.
И она танцевала, подпрыгивая,
И в какой-то момент своего танца она вдруг заметила, уловила движение в глубине леса. И не остановилась, только глаза скосила, и уже в повороте увидела – что-то маленькое, как комок, промчалось за деревьями.
И она, заинтригованная и взволнованная, все же не остановилась, почувствовав, что если остановится, то этот кто-то испугается и убежит. И она продолжала танцевать, но уже смотря туда, в лес.
И вдруг ясно увидела, ясно и неожиданно для себя, – белку, маленькую, совсем молоденькую белку.
И белка эта, перебегая от дерева к дереву, подкрадывалась, приближалась к ней. И подглядывала за ней.
Подглядывала, в этом не было сомнения.
И было это так поразительно, когда она поняла – она танцует в этом лесу, а за ней белка подглядывает. И, еще не зная, что ей делать со всем этим подглядыванием и белкой, она продолжала танцевать, так же выкидывая ноги и руки, но уже спокойнее, боясь вспугнуть свою неожиданную гостью, и все смотрела туда, за деревья – и белка все приближалась.
И каждый раз, выглядывая из-за дерева, как бы намечая себе очередной рывок к следующему дереву, белка с каким-то удивительно любопытным выражением «личика» смотрела на нее, танцующую. Как бы говоря:
– Ну, дела… Такого я еще не видела…
И перебегала ближе. И опять выглядывала. И смотрела на ее танец.
А она танцевала, и было что-то в ее танце действительно безумное. Это кому рассказать, подумала женщина, что она, доцент, мать, жена, руководитель кафедры, танцует в лесу для белки!..
И воспоминание это, о том, кто она есть, тут же испарилось, потому что не до таких глупостей ей сейчас было.
На нее смотрела, за ней следила живая, настоящая белка, и тут важно было не вспугнуть белку, подпустить ее поближе, потому что она никогда еще в жизни не видела так близко живых белок, да еще в живом лесу.
И белка подошла поближе.
Спряталась сначала за ближайшим деревом, всего-то в нескольких метрах от нее, танцующей уже спокойно, но все так же озорно – выкидывая ноги и раскидывая руки, подпрыгивая на месте.
И белка опять выглянула из-за дерева, и такое любопытство было написано на ее «личике»,
И подбежала поближе.
И еще ближе.
И села.
Просто уселась, перед ней, в метре от нее и стала наблюдать.
И она остановилась. Потому что происходило что-то уж совсем необычное – перед ней сидела и за ней наблюдала настоящая, живая белка.
Никогда в жизни на нее не смотрели белки. Она, бывало, сама смотрела в зоопарке на животных, разглядывая обезьян и слонов, тигров и попугаев.
А тут разглядывали ее. И она, пораженная этой сменой ролей, остановилась. Просто остановилась напротив белки и посмотрела на нее.
Посмотрела белке в глаза.
А белка посмотрела ей в глаза.
Вот так они и смотрели друг на друга, и непонятно было – кто кого рассматривает, кто тут хозяин, а кто гость, и мелькнуло в ней вдруг:
– Господи, мы все – одно… Мы думаем, это мы на них смотрим, за ними наблюдаем. А они за нами так же наблюдают, как мы за ними. И мы для них такие же чудные, как они для нас…
И опять подумала:
– Мы все – одно…
И растерялась даже, потому что просто не знала, что же теперь делать. И подумала: люди все ждут встречи с другой цивилизацией, с другим разумом, а он вон он, этот разум. Полный лес инакомыслящих, ДРУГИХ существ.
И было у нее ощущение, что сейчас она в этом контакте с иной цивилизацией и находится.
И она заволновалась вдруг, в одну секунду. Смотрела на белку и волновалась, потому что нужно же было что-то этой белке сказать, как-то ей объяснить, что мы все – одно…
Но – не успела она ничего белке объяснить. Потому что белка вдруг наклонила голову, как будто прислушалась в себе к чему-то, – и рванула мимо нее на зеленую, освещенную солнцем поляну, и таким быстрым был этот рывок, что даже сожаление она не успела почувствовать, что белка убежала.
Но белка не убежала.
Она остановилась в середине поляны, повернулась к ней, как бы удостоверившись, что она продолжает на нее смотреть.
И, удостоверившись в этом, сделала то, что было бы невозможно представить, что было непостижимо, но – было.
Было.
Белка начала танцевать.
Она сразу поняла, что белка танцует. Она делала это по-своему, по-беличьи. Но она действительно вела какой-то свой танец.
Она разбегалась в каких-то красивых и свободных шагах, и вдруг останавливалась, подпрыгивая в воздухе, меняя направление движения, и продолжала свои па, и так – много раз. Иногда она подпрыгивала на месте и – ложилась на траву, и терлась об нее, как делают это собаки, которые радуются жизни, радуются свободе, что их освободили от поводка.