Мысли из палаты №6
Шрифт:
И пойдет у них война с человечеством за истощающиеся ресурсы Земли. Да еще найдется какой-нибудь кристаллический придурок, который тоже захочет строить коммунизм. Ведь коммунизм – это несбыточная мечта всех шуриков, где каждому будет позволено жрать в соответствии с его ненасытными потребностями, а от него не потребуют ничего, или, в худшем случае, в соответствии с его посредственными способностями…
Вот тут-то эти монстры человечество и доконают, как досадную помеху их кристаллической жизни… А потом просто все ресурсы кончатся. Была на Земле разумная органическая
И никто мне не докажет, что разумная жизнь может развиваться вечно. Потому что никто нигде так и не видел следов внеземных цивилизаций. А ведь Вселенная вечна и бесконечна. И значит, должно быть бесконечное множество цивилизаций, достигших безграничных возможностей. Следы таких цивилизаций были бы заметны повсюду. Мы обнаруживали бы их даже невооруженным глазом…
А их нет, и быть не может, потому что шурики всех существовавших ранее цивилизаций сожрали все, прежде чем оные цивилизации успели достичь этих самых безграничных возможностей. И потому гибель – единственная перспектива любой разумной жизни.
Только таким может быть грустный итог любых здравых размышлений по поводу исторической перспективы.
Размышляя с открытыми глазами, чуть было ни прозевал очередной обход. Едва успел притвориться спящим.
А, собственно, зачем мне притворяться? Ведь единственное, чего добиваются шурики из ЦК КПСС, это признать меня сумасшедшим. Что бы потом ни проповедовал, что с меня возьмешь – не все дома у бедолаги, а потому и мыслит не как все, а как полный идиот, списанный за это даже из армии.
И ведь придется стать таким, потому что военные шурики никогда не согласятся с тем, что человек по доброй воле к ним попавший, вдруг по доброй воле сможет от них улизнуть. Военные шурики по натуре – феодалы-крепостники. Их воля, они бы всех поставили в строй, и командовали, командовали, командовали…
Но беда в том, что кто-то в стране еще должен постоянно совершенствовать и производить их пушки, танки, самолеты и все, что они готовы потреблять в неимоверных количествах, воруя при этом с крестьянской сметкой и без зазрения совести…
И только сумасшедший может отказаться от военной карьеры – от своего военного счастья в мирное время… Ни один шурик этого понять никогда не сможет… Так что придется стать сумасшедшим добровольно… А раз так, зачем сопротивляться?..
Только вот не Иван Иванович должен придумать мне болезнь, а я сам – незаметно подбросив ему идейку насчет кристаллической жизни. Идея бредовая, но плодотворная, как и всякая бредовая идея… А бредовые идеи быстро захватывают массы…
Эврика!.. Вот он и проявился тот путь, который поможет ускорить мое увольнение из армии. Ведь во всей этой необычайно смелой научной идее легко усмотреть болезненный бред – идею-фикс… Но свои мысли, основанные на логике здравого смысла, я должен не просто доложить Ивану Ивановичу, а понести в массы – начать их проповедовать и больным, и здоровым нашей палаты. Массы быстро подхватят – они ведь действительно захватывают, вдохновляют…
А вот он и я –
И плевать я хотел на все их микстуры и таблетки. Они мне нужны самому! Ведь единственный способ вернуть мою любимую из небытия – это нажраться галлюциногенов, а уж они четко сработают в нужном направлении. Я снова увижу мою любимую Людочку, и хоть на краткий миг, она вдруг оживет в моем воображении, словно наяву.
Так я нашел, наконец, свой лучик света в темном царстве ярко освещенной палаты психиатрического отделения военного госпиталя.
Я пошарил в карманах костюма и отыскал две таблетки, которые утром получил от медсестры. Недолго думая, проглотил обе. Не знаю, подействовали ли таблетки, или просто сказалась бессонная ночь, но внезапно провалился в глубокий сон без сновидений.
Разведка убоем
– Ну, отец, ты как на парад собираешься. Зачем тебе все это на дежурстве? – спросила мама, обнаружив, что отец уже отгладил парадный мундир и теперь доставал из коробочек и прикреплял к нему свои военные награды.
– Приказ, – коротко ответил батя, прокалывая шилом мундир для ордена «Красной Звезды».
– Ты что делаешь?! Прекрати немедленно! – вдруг возмутилась мама, увидев, что отец не только проколол насквозь почти новую вещь, но еще и пытался грубо разворотить отверстие под толстый винт ордена.
– Ну что ты так кричишь, детуня. Как же я иначе ордена прикреплю? – спокойно пояснил отец, продолжая портить еще неношеный мундир.
– Хватит с тебя медалей!.. Повесил бы колодки и все… Кто там их считать будет… Ладно, этот повесь, а под другой не вздумай сверлить. Давай сюда, – подхватила мама коробочку с орденом.
– Да что за черт! – возмутился, наконец, отец, – Мне эти награды кровью достались. Эту повесь, ту не вешай, – бросил он с досадой мундир и закурил папиросу.
– Ну, вторую звездочку тебе после войны дали. За выслугу лет. Вот ее и не вешай, – предложила компромисс «детуня», как звал маму отец, когда на нее не злился.
– За выслугу?! – неожиданно взорвался батя, – Что ты знаешь о моей выслуге?.. Сколько товарищей-фронтовиков полегло после войны за эту выслугу… А она, за выслугу, – скрылся он в облаках дымовой завесы.
– Ладно, верти дырку, – неохотно отдала коробочку мама, – Хорошо, остальные не получил, а то бы весь мундир продырявил, как сито, – уколола она батю и с обиженным видом ушла в другую комнату.
Теперь замолчит на все праздники. И готовить ничего не будет. Так и просидим на сухомятке, пока отец ни вернется с праздничного дежурства.