Мысли из-под фуражки
Шрифт:
Оставалась чепуха: перетащить всё добро из лаборатории в подвал.
Был приятный майский день. Я повесил белый халат на крючок, вытащил из закромов полевую форму и принялся разгребать микробиологические завалы. Лаборантка Людмила Сергеевна замерла со шваброй наизготовку. Начмед с тоской смотрел на меня из окна. Он бы меня проклял, но в следующем месяце должна была пройти эпидемиологическая проверка медроты. А кто её должен был проводить? Правильно – ваш покорный слуга.
Часа три я грохотал ящиками и коробками с бесполезной чепухой. Подсобка оголялась, стыдливо показывая стены, не крашенные
– Товарищ майор, разрешите несколько офицеров в помощь. Надо термостат вынести.
– Ты что, лейтенант, совсем офигел? То ему угол на складе под бактериологическое оружие, то ему хирургов, чтобы это оружие таскать. Нам что тут, по-твоему, больше делать нечего?
Судя по крикам из ординаторской «Куда, б…, с козырей ходишь?!» дел у докторов действительно было по горло.
– Товарищ майор, я один термостат никак не вынесу. А Людмила Сергеевна уже дама в возрасте, ей противопоказаны тяжёлоатлетические упражнения. Давайте людей, или я на вас её натравлю.
Майор скрипнул зубами и прислал сразу человек пять бойцов из выздоравливающих. Солдаты вошли в лабораторию, зябко кутаясь в рыжие халаты и с опаской поглядывая по сторонам. Без особой нужды они старались даже ручек дверей не касаться. Странные, у меня же тут не КВД.
Со всех сторон мы взялись за злосчастный термостат. Закряхтели, приподняли! Тяжёлый, зараза! Может, в нём золото партии спрятано?
С матюками и стонами тащим термостат к выходу. А он, гад, в двери не пролазит! Пытаюсь открыть вторую створку. А на ней все защёлки давно двадцатью слоями краски закрашены. Выламываю нафиг створку, на головы осыпаются окаменевшие куски краски, протаскиваем шкаф. На ступеньках он падает на ногу одному из бойцов, и солдат мгновенно из выздоравливающего пациента терапевтического отделения превращается в свежего страдальца из хирургии. Острым углом шкафа заезжаем второму в живот, тот сгибается в три погибели и стонет. Но своего груза не бросает. Молодой, наверное. «Дед» бы давно бросил.
Наконец дотащили. Подпёрли термостатом подвальную стену. Теперь она переживёт даже прямое попадание авиабомбы. Отпускаю солдат обратно в медроту, а сам впервые осматриваю термостат со всех сторон. Его задняя стенка как обратная сторона Луны. Такая же в прошлом недоступная и изрытая кратерами. А что это за крышечка внизу?
Любопытство меня когда-нибудь погубит. С хрустом отворачиваю крышечку и на пол подвала начинает хлестать вонючая ржавая вода. Оказывается, между двойными стенами термостата ещё с каких-то мохнатых годов оставалась вода. Испаряться ей было некуда: всё закрыто. А не булькала потому, что залита была по самую крышку. А это лишних килограммов сто. Вода вылилась, образовав на бетоне огромную ароматную лужу. И я с трудом, но поднял термостат за один угол.
Простите меня, бойцы. Я, честное слово, не знал.
Работа микробиологической лаборатории в армии скучна и однообразна. Кандидаты в повара и хлеборезы выдают однотипные, как
Никаких тебе таинственных случаев, никаких загадок. Рутина.
А тут приходит ко мне серьёзная дама, повар отдалённой подконтрольной части.
– Товарищ старший лейтенант, я для прохождения комиссии.
– Здравствуйте, проходите.
Лаборантка Людмила Сергеевна берёт у посетительницы все необходимые смывы. Сеем на чашки Петри, ждём урожая.
Наутро разглядываю ровные колонии кишечной палочки и замечаю по самому краю несколько подозрительных мелких колоний. Так, что это у нас?
Приходит повариха. Радостная такая. С шоколадкой.
– Извините, – говорю. – Но пока я вынужден отстранить вас от приготовления пищи. Посев выявил несколько подозрительных колоний. Необходимо провести диагностику. Вы как себя чувствуете?
– Отлично я себя чувствую, – у повара мгновенно портится настроение. – Подпишите мне санитарную книжку. Отродясь ничем не болела.
– Мария Ивановна, – стараюсь говорить максимально спокойно и доходчиво. – Я не могу допустить вас к котлу. Мало ли что у вас высеялось.
Повар недовольно бурчит, но я настаиваю на своём и отправляю её на повторный осмотр к терапевту медроты. Тот звонит через час.
– Да здорова твоя повариха. Чего ты паникуешь? Никакой клиники, стул в порядке. А на что хоть подозрение?
– Если бы я знал, – вздыхаю я. – Микробиология – очень медленная наука.
– Параноик ты, Пашка, – по-приятельски говорит терапевт. – Делать тебе в лаборатории нечего, вот ты и дуреешь.
– Может, и так, – снова вздыхаю я.
И погружаюсь в справочники.
На третий день исследований мои подозрения свелись к иерсиниозу. Для точной диагностики, конечно, необходимо использовать не только бактериологические методы, но и серологию с иммунодиагностикой, но у меня в ведомстве таких современных методов отродясь не было. Вопрос серьёзный, надо решать. Еду в гражданскую санстанцию с шоколадкой, и девочки, колдуя с агглютинацией при мне, подтверждают поставленный диагноз. Иерсиниоз, чтоб его.
Откуда взялась столь специфическая инфекция в нашей части, можно только гадать. Распространению иерсиниоза способствуют грызуны. А уж мышей на продскладе каждой части – навалом. Иерсиниоз называют болезнью холодильников, так что могли привезти откуда-то с новой партией продуктов. И ещё варианта три.
Инфекция, казалось бы, не особо страшная. Не дизентерия же. Организм здоровых людей часто сам справляется с вредоносной палочкой. Но тут случай особый: повар для полсотни солдат. И хоть нет у неё клинических проявлений – рисковать не стоит.
Звоню в часть. Диктую медику получившиеся результаты. Медик, старший прапорщик, начинает паниковать.
– Да как же это так? А чем это грозит?
За мной прилетает на личном автомобиле замкомандира, чуть ли не с мигалками летим спасать мир.